Карлос Фуэнтес - Край безоблачной ясности

— Мы будем защищать то, что нам принадлежит, Анхелика.

— Пимпинела уже большая. Она заслуживает другого, заслуживает жизни, для которой мы ее воспитали. Ты не можешь отказать в этом своей дочери. Ты не можешь обречь ее на прозябание в стране, разоренной революцией, в чуждой среде, в атмосфере вульгарности.

— Мы будем защищать то, что нам принадлежит, Анхелика. Посмотри на твою кузину Лоренсу. Вот она и и ее сынок действительно прозябают, прячась от страны и от своих обязанностей. Мы спасем то, что можно спасти, от этого разгула варварства.

Дон Лукас де Овандо прохаживается по туалетной, наматывая на палец золотую цепочку от часов, свисающую из жилетного кармана. Другой рукой он поглаживает седеющую бородку, которая лишь подчеркивает твердую линию выступающего подбородка, такого же волевого, как его отливающие металлом глаза, складки у рта, кряжистая, собранная фигура. Высокая, белокожая, томная Анхелика расчесывает перед зеркалом свои длинные медные волосы.

— Не понимаю как, Лукас…

— Ты думаешь, эта революция отличается от любой другой? Нет. Мы их уже немало видели в Мексике. Наши семьи прошли через Акордаду и империю, провозглашенную Пио Марча, через План Касамата и План Аютлы, через План Пориа, а теперь и через План Гуадалупе. Всегда одно и то же. Чтобы справиться с любым переворотом, надо в каждом конкретном случае разобраться, о чем идет речь с экономической точки зрения, и сообразовываться с этим. Сейчас главная опасность — сапатисты и вся эта деревенщина. Вот откуда надо ждать удара.

— Но ведь мы живем асьендами, Лукас. Как же нам быть?

— Отделаться от асьенд. Поскорее продать их американцам. Сменить их на городскую недвижимость. В Федеральном округе аграрной революции не будет, Анхелика.

— Меня не это волнует. Беда в том, что нет подходящего общества… Бедная Пимпинела! Когда я думаю о моей девической жизни…

— Пусть лучше наша дочь не блистает на балах, чем умирает с голоду. Вопрос решен. Я уже видел участки в конце Реформы. Они стоят гроши. И найдется не один недалекий человек, готовый променять дом в центре Мехико на асьенду. Ты увидишь, насколько я прав.

— Ты часто бывала на балах, мама?

Анхелика гладит Пимпинелу по голове. Шея, руки и лицо девушки кажутся ослепительно белыми по контрасту с длинным черным платьем, падающим мягкими складками. «Нос Лукаса, — глядя на нее, думает Анхелика, — видна порода. А ведь девочкой она была курносенькая».

— Да, тогда были другие времена, — пытается засмеяться Анхелика. — Теперь, ты ведь видишь, в чести нувориши из Соноры и Синалоа.

— Вот бы дать бал, когда мне исполнится девятнадцать. — Пимпинела, стоя на коленях у ног Анхелики, ластится к матери. — Правда, это было бы восхитительно? Теперь, когда уже прошел траур по папе…

— Да ведь из людей нашего круга почти никого не осталось, девочка. Кого же мы пригласили бы?

— Почему твои друзья и родственники уехали, а мы остались?

— Что ты хочешь, у твоего отца были твердые взгляды. Да, он кое-что спас, как и говорил. Но жизнь не сводится к этому. Нужно подходящее окружение, общество равных нам людей…

Пимпинела думает обо всех балах, на которых ей не довелось побывать. Но к чему об этом говорить? Она знает ответ матери:

— Пока ты не можешь ездить на балы к известным людям в сопровождении приличного молодого человека, и притом на такие балы, куда приглашали бы и твою мать, сиди дома.

— Есть один молодой человек, мама… мы с Маргаритой познакомились с ним в одной кондитерской… он адвокат, и…

— Как его зовут?

— Роберто Регулес.

— Регулес? Регулес? Первый раз слышу это имя.

Анхелика, сидя в неудобном кресле, расшитом канителью, смакует marrons glacés [155] .Пимпинела хмурит лоб, окаймленный черной лентой.

— Но ведь это вполне порядочный молодой человек, мама, он безупречно одевается и очень внимателен.

— Не всяк монах, на ком клобук, дочка. Ты знаешь, что я забочусь только о твоем благе. Послушай: твой отец был очень умен и оставил нас в достатке, в то время как многие потеряли все. Мы можем прилично жить на наши доходы. Нам нет надобности якшаться с выскочками. Мы сохранили, как хотел твой отец, кое-что из нашего состояния. Сохраним же и наше достоинство. Наш долг в память о твоем отце оставаться верными его понятиям.

— Да, мама…

— Мы не можем пожертвовать этим ради бала, Пимпинела. Но я тебя понимаю, я тебя понимаю. — Анхелика привлекает к себе девушку. — Как мне не понимать! Когда я думаю о своей юности, такой не похожей на твою… Если бы ты видела мундиры, какие носили тогда, эти султаны и каски. Кадрили… а потом вошел в моду вальс, и в вихре танца развевались платья женщин, кружившихся по залу в объятиях молодых людей, которые… Тут была своего рода традиция, понимаешь? Каждый год в такой-то день бал давала одна семья, в такой-то день — другая, и так далее…