Карлос Фуэнтес: Край безоблачной ясности

«Это — ужасно», «Это — гениально», «Это — не роман», — такими возгласами был встречен первый роман тридцатилетнего писателя Карлоса Фуэнтеса «Край безоблачной ясности», появившийся в 1958 году. В истории мексиканской прозы, пожалуй, не было еще произведения, которое вызвало бы столь бурную читательскую реакцию, столь сильный общественный резонанс. Роман ошарашивал дерзкой экспериментальностью, отвергал традиции и каноны жанра. Это была взрывчатка, заложенная под пьедестал порядка, приличий, казенной фразеологии. Да и само произведение, рассыпающееся на куски, с оборванными связями, было похоже на хаотическую груду, остающуюся после взрыва. Конечно, многое объяснялось молодостью автора, упорно искавшего новых средств изображения и не боящегося разрушать традиционные формы. Но своей дисгармоничностью книга Фуэнтеса обязана прежде всего кричащей дисгармонии действительности, в ней отразившейся.

Писатель прорубается в толщу этой действительности, владея богатым инструментарием. Он выступает и как художник, обладающий мастерством реалистической живописи, и как поэт, отдающийся потоку образов, и как историк, прочерчивающий вехи национального развития, и как мыслитель, тяготеющий к философским концепциям. Но прежде всего он — мексиканец, жаждущий открыть Мексику, постигнуть и выразить ее сокровенную суть.

Карлос Фуэнтес родился в 1928 году. Это было время, когда страна еще дышала неостывшим жаром недавно отгремевшей революции. Мексиканская революция 1910 года, первая в XX веке революция в Западном полушарии, являла собой могучий социальный взрыв, который смел диктатуру Порфирио Диаса и господство феодальной власти. Однако стихийность, присущая крестьянскому движению, отсутствие единства и четкой программы привели к тому, что наиболее радикальные течения мексиканской революции не смогли победить.

В стране долго не утихала борьба. В 20–30-е годы происходили острые политические столкновения, верхушечные заговоры, массовые движения. Но со временем в противоборстве сил постепенно выявлялся буржуазно-демократический характер революции, прорубившей путь капитализму. После второй мировой войны сложилась благоприятная обстановка для того, чтобы этот капитализм начал решительно утверждать себя. Политика президента Мигеля Алемана (1946–1952) открыла шлюзы для беспрепятственного накопления национальных капиталов; в стране начался ажиотаж обогащения. Лозунгом дня стал переход от «разрушительной» революции к «конструктивной». Через три десятка лет после того, как отгорел пожар крестьянской революции, Мексика бросилась стремительно возводить здание капиталистической экономики и буржуазного жизнеустройства.

«Не находите ли вы довольно парадоксальным, что в момент, когда мы ясно видим, что капитализм завершает свой жизненный цикл и существует еще в виде своего рода злокачественной опухоли, мы начинаем двигаться к нему?» — спрашивает один из персонажей романа. Ему вторит другой: «Мне смешно переживать здесь то, что произошло в Европе более ста лет назад». Историческое время — это внутренний нерв, стержень повествования.

Автор романа «Край безоблачной ясности» остро ощущает движение истории и, охваченный стремлением постичь смысл, «дать синтез» современной ему Мексики, соотносит происходящие в ней процессы и с общемировым временем, и с собственным, мексиканским временем, тем, что уже ушло в прошлое.

В романе отчетливо присутствуют две хронологические координаты: 50-е годы — момент сегодняшний, и годы революции — момент вчерашний. В промежутке между ними и совершилась в Мексике та драматическая трансформация общества, которая выявила жестокую логику исторического процесса. Неумолимо разверзалась пропасть между теми, кто богател, и теми, кто нищал, между все еще сохранившимися лозунгами народной революции и формировавшейся новой действительностью.

Вдохновлявшие одних и обескураживавшие других, эти сдвиги заставляли всех задумываться: «Куда идет страна? Что стало с революцией?» Спорами на эту тему заняты многие персонажи романа, каждый из которых дает ответ в соответствии с собственной жизненной позицией. В сущности весь роман «Край безоблачной ясности» представляет собой попытку ответить на вопрос, поставленный ходом самой истории.