Автор неизвестен - Журнал День и ночь

— солнце разбрызгано по сугробам
— ставят капельницу зиме
[не отвлекаемся, смотрим в оба]
— май дрожит как воздушный змей
— шумный широкоформатный ливень
— палой листвы на полу возня…

можно было и кропотливей,
можно было подробней снять.
малобюджетный, короткометражный
год на исходе, экран погас,
и в кинозале пустом и страшном
валятся титры, заносят нас.

надо же было мальчиком или кем
вляпаться в осень врезаться в листопад
рухнуть как подкошенный манекен
в самый кромешный сумеречный разлад

в тело без спроса вламывается жизнь
ветер идёт раскосый идёт вода
валятся декорации муляжи
ложные трафаретные города

нет ничего помимо любви и лжи
есть нагота омытая сентябрём
нет ничего что не означает жизнь
нет ничего что значило бы умрём

Чёрный сарай на станции погорелой,
в воздухе горечь, кровью земля пропитана,
хмурые дни, охваченные гангреной,
прелые листья пахнут печалью приторной.

Выкурить самокрутку, запечь картошку,
вымазать руки в саже, и вдруг привидится:
нас закопают в красной кирпичной
где-нибудь тут, под Винницей.

так учил он меня летать забрасывал в небо и говорил лети
хапай крыльями пустоту набирай высоту обживай простор
сын мой будет тебе закат позади восход впереди
не смотри на мать что рыдает что тянет руки постой постой
у неё другая сила иное дело на то и мать
дай ей волю век бы жалела держала тебя птенцом
а тебе положено облака кроить синеву просеивать ветер мять
выйдет срок сын мой станешь и ты отцом

1.
Ли Бо вернулся либо это боль
ходила по воде ко мне спиной
и реки были долгой тишиною
Ли Бо вернулся чтобы стать одной

там где дожди у Бога в рукавах
он видел он шептал они отвесны
и что-то странное об островах
и детстве

2.
когда поёт непреднамеренно страна
порезанные страшно прятать пальцы
он говорил но зажили слова

и оборачивается словарь
в косых снегах слетевшихся от Бога
слова как лодки прорастающие в лёд
и вот уже не видно этих лодок
а дерево корнями небо пьёт

а на земле где пламя шелестит
и время пьётся долгими глотками
наутро восковой ребёнок спит
раскинув руки в воздухе над нами

пустая деревянная страна
звучит как рифма будущего крика
на первый вдох она белым-бела
на выдох незнакома безъязыка

как парашют наш круглый потолок
исписан нерассказанными снами
несёт его прозрачными руками
ребёнок оставаясь между строк

длится молчание в лицах
столько-то лет

изо рта высыпаются птицы
каменные и нет

слов легковесных воду я
Господи лил водой

Там никого кроме голубя
сказанного Тобой

вполголоса вдоль голого моста
где рыбы моих пролитых молитв
шептали нам осталось нам до ста
и реки заколоченные встык

на гнёзда улыбается вода
и ходит по разбитым и причалам
голод оглянувшийся когда
оправдываясь говорит сначала

ему несут сколоченные из
еловые хлеба с одним и тем же словом
такие берега что к ночи добрались
и со слезами ел он хлеб сосновый

теперь один невидимый для всех
шатаясь новорожденным трамваем
идёт (плавник приподымая вверх)
и круглый лоб на воду опускает

я стынущее дерево у бедного окна
единственное где молчание легчайше
проваливаюсь в сон и глиняна стена
где тонкие рябины у воды пропащи
висят слепые сны по лестницам у стен
я верую в кругом расставленных крылатых
сквозной петлёю слов затянется на мне
венок их рук протянутых куда-то

доплыви до меня в темноте
так углём на бумагу
осыпаются линии
плотно ютятся по кругу
а уголь отточен неровно
они направляются к югу
катятся рядышком
ранами плачут бескровно
и я их одна стерегу
мои сны меня водят по кругу
из которого некуда плыть
даже если испишется уголь
любить
это дар пить с ладони
дай руку