Автор неизвестен - Журнал День и ночь

1.
Пространство возьмём небольшое,
Пейзаж: остановка и снег.
Стоит человек в капюшоне,
Троллейбуса ждёт человек.

С ним жизнь поступила жестоко,
И можно в уныние впасть:
Он — часть пассажиропотока,
При этом не лучшая часть.

2.
И хочется ехать, и надо,
И значит, уйти не резон,
Но некуда спрятаться взгляду:
Куда ни взгляни — горизонт.

Он скачет по кругу, как пони.
Маршрут: ожидание — путь,
И всё, что положено, помни,
И всё остальное забудь.

3.
Займись хоть борьбой джиу-джитсу,
Кури хоть «Казбек», хоть «L&M»,
А чем это всё завершится —
Возможно, что вовсе ничем.

Но тянутся наши дороги,
И ангел не спит за плечом.
Мы тоже по-своему боги,
А в чём — да без разницы, в чём.

4.
Ты знаешь, в делах и скитаньях,
меняя в окне города,
Я понял великую тайну:
я понял, что всё — ерунда.

Звони, если помнишь мой номер.
Звони, чтоб услышать о том,
Что всё незначительно, кроме…
А, впрочем, об этом потом.

говорила
мне пора
мне пора
собиралась
не дождавшись утра
оставляла непогашенным свет
в коридоре
и вослед
и вослед

стали третьим друг для друга плечом
рассуждали ни о чём ни о чём
наизусть запоминали слова
в коих смысла набиралось едва

были счастливы ловили такси
от удельной колесили к лиси
пахло
свежестью
сиренью
весной
приблизительно в районе лесной
выезжали на пленэр иногда
успокаивали лес и вода
возвращались в темп столичный с трудом
сколько улиц в петербурге
дурдом

у знакомого что редко звонит
неожиданно нашёлся зенит
и застыли эти два чудака
с фотографии смотря в облака

И вот, в книге жизни, в такой-то главе,
Едва собираешься быть нерадивым,
Не совесть, не Бог, а другой человек
Становится нравственным императивом.

И он, без почёта к замкам и дверям
Являясь во сне, улыбаясь на фото,
Так честен с тобой, неподделен и прям,
Что видишь в себе бутафорское что-то.

Живёшь, как жилось, будто всё проглядел,
Бровей не подняв и не дрогнув рукою,
Но чувствуешь мелочность мыслей и дел,
И что-то ещё. Совершенно другое.

И вовсе не затем, чтоб чтил искусствовед,
С восторгом посвятив статью твоей картине,
Ты нарисуй июль, раскрась в зелёный цвет,
Добавить не забыв двоих посередине.
Пусть это будешь ты — веснушками рябя,
Идущая к воде, красива, молчалива;
Пусть это буду я, глядящий на тебя,
Пусть это будем мы на берегу залива.
Вот чайка над волной, вот яхта вдалеке,
И тишина вокруг стоит глухонемая.
Скажи мне на каком угодно языке –
Я всё, как есть, пойму, дивясь, что понимаю.
Внимаю, как школяр, покою здешних вод,
А в гомон городской пока ещё не тянет,
И вовсе не затем, чтоб чтил экскурсовод,
Незримыми ему
Веди меня путями.

Это что-то из детства, из школьных лет:
Вот он падает, белый, большой;
Я в ларьке покупаю печенье и свежий
И ещё ничего за душой.

Это что-то и вправду из той поры,
Время вспятит, того и гляди, —
Я съезжаю на санках с высокой горы,
И ещё ничего позади.

И метель в лицо мне, и, сквозь прищур,
Сам себя вижу в старом пальто:
Я ищу тех, кто спрятался, я ищу,
А ещё не потерян никто.

И учитель в школе, суров и зол,
Смотрит очень нехорошо:
На дом задали жизнь, а ты, вот позор,
Неготовым к уроку пришёл.

По улицам, которых не узнал,
Ступаешь, воротник приподнимая, –
В снегу Екатерининский канал;
Метель во все концы в разгаре мая.

И хочется домой, домой, домой,
Но ходишь, удивлённо лицезрея
Такие пробки, что ни Боже мой:
Пешком быстрее.

День выдался на редкость непогож,
Синоптиков не выполнив приказ, но
В такие дни острей осознаёшь,
Как жизнь грустна, бессмысленна, прекрасна.

А можно, позабыв о ерунде,
Сощурившись от снега и от ветра,
Шепнуть сакраментальное «Ты где?», –
И ждать ответа.