— Не знаю, конечно, в подробностях, как развивались события в данном конкретном случае, но это несущественно, история всегда одна и та же. Если твои расходы впятеро превышают твое жалованье, об остальном догадаться несложно.
Тут мой знакомый предался воспоминаниям о других случаях такого рода. Он уже много лет был парламентским репортером и прекрасно знал быт и нравы Бурбонского дворца.
— Не исключено, что в первое время новичок испытает некоторые угрызения совести и, увязнув по уши в долгах, откажется от разгула светской жизни, решит, что она ему не по карману. Но это продлится недолго. «Куда вы вдруг исчезли? — спросит искуситель, встретив его в кулуарах парламента. — Наша юная подружка впала из-за вас в хандру». «Финансовые затруднения? — воскликнет искуситель. — Ах, боже мой, что же вы молчали? Друзья ведь для того и существуют, чтобы помогать друг другу!» А если жертва осмелится заметить, что долг все равно надо когда-то возвращать, искуситель поспешно возразит: «Но, дорогой друг, это правило в ходу на рынке, а не в Бурбонском дворце. Существует партийная касса, деньги для представительства, безотчетные, и все это так или иначе должно быть израсходовано, потому что иначе государство прикарманит их в виде налогов». Словом, новичок более или менее деликатным образом будет опять вовлечен в вихрь пляски и станет уже регулярно получать жирные чаевые в обмен на невинные расписки — «просто чтобы отчитаться перед партийной кассой».
— Но разве не может он тем не менее сохранить какую-то независимость?
— Может, естественно, в той мере, в какой рыбешка может свободно плавать в пасти у акулы. При голосовании первого же существенного законопроекта искуситель шепнет своей жертве: «Вы, конечно, проголосуете «за», не правда ли?»— «Нет, я думаю голосовать «против». — «Что вы, дорогой друг, вы просто не подумали. Вы непременно должны проголосовать «за». Простая душа — в том случае, если это действительно простая душа, — и впрямь не подумал. Ведь он уже оставил компрометирующие документы — те самые невинные расписки, которые могут быть в любую минуту извлечены на свет божий и раз и навсегда поставить крест на его парламентской карьере.
— Да, но если он выступит вопреки интересам своих избирателей, это тоже поставит крест на его карьере.
— Разумеется. Вот поэтому и надо жонглировать. Поэтому покровители новичка и предоставляют ему известную свободу действий: пусть свободно поплавает у них в пасти. Пусть иной раз позволит себе покритиковать с трибуны существующий порядок. Пусть произносит эффектные демагогические фразы, чтобы подогревать симпатии своей клиентуры. Если же, паче чаяния, это не поможет… Ну, придется тогда «независимому» депутату открыто выступить на выборах в качестве кандидата «независимых». В общем, он уже куплен. А раз он куплен…
— Но есть же, вероятно, и такие, которых не купишь.
— Верно. Их не купишь… за такую цену. Но если заплатить чуть дороже… Когда надо было ратифицировать договор о Европейской армии, американцы платили за депутатский голос по пять-шесть миллионов франков. А были голоса, которые стоили и тридцать миллионов. Неподкупные стоят особенно дорого.
Когда около девяти мы собрались уходить, мой знакомый обронил по адресу сидевшей в ресторане компании:
— Уже приступили к шампанскому… Хорошая увертюра к приятному вечеру у «Максима»…
— А парламентское заседание?
— О, они заедут лишь для того, чтобы проголосовать. А вот я и мне подобные будем киснуть там до двух…
Еще несколько раз встречал я в коридорах Бурбонского дворца того элегантного смуглокожего депутата. И каждый раз думал о том, что это готовый рассказ. Хотя мог бы взять в герои и другой какой-нибудь тип человека, потому что типам нет конца и соблазн тоже принимает самые разные формы. Мой герой мог бы быть бабником, бонвиваном, игроком или человеком, лишенным всяких страстей, кроме одной — алчности, а мог быть и почтенным главой семейства, просто-напросто решившим обеспечить будущее своих детей.
«Готовый рассказ», — говорил я себе. Картина парламентских нравов. История одного падения. Важные проблемы, типические явления, человеческая драма — налицо было все, что принято считать существенным. Но что-то подсказывало мне, что, несмотря на все достоинства жизненного материала, рассказ у меня не получится. Почему — этого я и сам не мог себе объяснить.
* * *
Рассказ, думал я, это, на первый взгляд, регистрация какого-то истинного случая. Какой-то срыв, нарушивший ровное течение жизни; какое-то столкновение, успех или ошибочный шаг, какая-то перемена в жизни — вот зародыш любого рассказа. Но случай — это лишь проявитель, который делает зримым образ, уже существовавший и прежде, только незримо, на фотобумаге. Так что собирай не случаи, а человеческие образы.
Читать дальше