По сути, это был всего лишь спектакль. Очередной спектакль — с криками и перебранкой, где речи произносились не для того, чтобы кого-то в чем-то убедить, а чтобы в тот же вечер пресса впитала их, а на другое утро разнесла по всей стране с целью доказать, что буржуазные депутаты не жалеют слюны, когда надо отстоять высшие интересы нации или, по крайней мере, наиболее состоятельной ее части.
Да, и доспехи классической риторики, и заученные жесты, и расфуфыренные дамочки, которые украшали собой ложи и кулуары, — все это был спектакль. Не случайно сам дворец с его барельефами, фресками, колоннадами и двумя ярусами лож больше походил на театр, чем на парламент.
В семь часов был объявлен перерыв, чтобы господа депутаты имели возможность подкрепиться. Вечернее заседание должно было начаться в девять, а выборы могли закончиться далеко за полночь. Я вышел на улицу и остановился в нерешительности. Можно было где-то убить время до девяти или же сразу поехать домой, кроме любопытства меня в этом зале ничто не удерживало.
Как всегда в этот час, по набережной медленно двигались два потока машин — белый приближался, красный убегал вдаль. По ту сторону Сены на темном небе вырисовывался ярко освещенный Луксорский обелиск. А еще дальше простирался квартал Мадлены в мутном, розовато-лиловом ореоле электричества и дыма. Париж жил привычными буднями, ничуть не заботясь о правительственном кризисе и его исходе.
Решив все-таки досмотреть спектакль до конца, я свернул за угол — позади Бурбонского дворца имелось единственное в этих местах кафе. Там было оживленно. В задней части зала, отведенной под ресторан, сидели за столиками несколько компаний проголодавшихся депутатов и не менее проголодавшиеся зрительницы-дамы. Переднюю часть заполняли главным образом парламентские журналисты, ограничивающие свои траты одной-двумя рюмочками перно. У стойки перед высоким бокалом пива стоял один мой знакомый из «Юманите».
— Раньше двух не кончится, — проворчал он, когда я подошел. — В таких случаях дело всегда затягивается до двух.
— Да ведь все уже кончилось, — заметил я, потому что предстоящий провал Мари ни для кого уже не был секретом.
— Для вас — да, а для меня — нет, я ведь обязан представить подробный отчет, — кисло произнес журналист.
Мы стояли совсем близко от того зала, где помещался ресторан, что давало мне возможность наблюдать за уплетавшими устрицы депутатами и, в частности, за тем, кто напоминал героя вестерна, — я сразу заметил его, он сидел в углу, в обществе двух элегантных дам.
— Вон тот, в углу… — начал я.
— Вы слышали его? — перебил меня мой знакомый. — Каков жонглер, а?
— Он в какой партии?
— Формально ни в какой… Независимый… А фактически состоит в группе «независимых». Но быть независимым и состоять в группе «независимых» вовсе не одно и то же, не так ли?
— Но кто он такой?
Журналист назвал имя и пояснил:
— Депутат от заморских департаментов. Вечная история: выбран еще в парламент прошлого созыва, быстро прославился неподкупной совестью и острым языком, а потом… всегдашняя история…
Я кивнул в знак того, что понял, хоть в действительности понимал весьма смутно.
— Вон тот лысый, который сидит напротив него, это его крестный отец в политике, иначе говоря — змей-искуситель. Но не в том дело — не он, так нашелся бы кто другой. Потому что имейте в виду: быть независимым не только не просто, это невозможно.
Несколько бокалов пива, несколько чашечек кофе — и я узнал в деталях, что такое «вечная история» и, в частности, история смуглого депутата. Своими достоинствами, сулившими успешную политическую карьеру, он быстро привлек внимание парламентских хищников, «любителей свежего мясца», как назвал их мой собеседник. И один из них, тот, лысый, поспешно сблизился с новичком, чтобы ввести его в курс парижской жизни, показать хорошие рестораны, познакомить с красивыми женщинами.
— Но хорошие рестораны, как вам известно, дороги, и красивые женщины тоже, не говоря уж об остальных расходах: нужно иметь солидный гардероб, комфортабельную квартиру, лишние деньги для бриджа и вообще для всяких мелочей, а депутатского жалованья на все это, конечно, не хватает… Понаблюдайте за ним немножко…
Я, в сущности, наблюдал за ним все то время, пока длился комментарий, и, насколько мог судить по его отличному настроению и непринужденной манере держаться, он был в полном ладу не только с обеими дамами, но и с собственной совестью.
Читать дальше