Владимир Кормер - Наследство

— Ты думаешь? — вздохнул Мелик, отпуская забор и вычищая пальцем снег из ботинок. — Может быть, — сказал он, разгибаясь. — Я-то имел в виду более простые вещи. Но, может быть, ты и прав.

— Какие вещи?

— А такие, что это проклятая страна! — громким шепотом сказал Мелик, оглядываясь и пристально всматриваясь в темноту. — Да. Именно поэтому. Потому что это здесь ни в чем нельзя быть уверенным. Это здесь ничего нельзя узнать и ни в чем нельзя быть уверенным. Только потом что-тообрушивается на тебя, и ты даже не знаешь, откуда. Ничего не происходит, ничего не случается, а потом… Я не верю, чтобы в Англии, например, было так же.

— Ну а все-таки, как быть с этим, с Гри-Гри? — спросил Вирхов.

— А что все-таки? — ответил Мелик, подумав. — Он, безусловно, может быть кем угодно. Кто может поручиться, что мы не встретимся с ним очередной раз уже на следствии?.. Посуди сам, откуда я могу знать. Эта дура Марья Александровна… Хорошо еще, что не говорили лишнего. Это уж прямо Бог упас.

— Что именно?

— Да вот, что вышел такой оборот разговора.

— Вот как?

— Ну да. Я ведь думал поговорить с ним о наших делах.

— Да, вряд ли это стоило. Да им, наверно, этого и не нужно. Мало ли у них было за всю историю неприятностей, чтобы связываться с нами.

— Бог упас, — повторил Мелик немного по-бабьи. Дачи кончились и с другой стороны. Теперь нужно было пройти ельником, подняться к запруде; дальше мимо леса дорога вела к деревне.

— Все как в вату, — сказал Мелик, прислушиваясь к заглушённому сыростью звуку падавшей через запруду воды. Он прислушался еще, и в неясном свете тумана, стлавшегося над незамерзшей водой, Вирхову померещилось, что на губах его бродит усмешка. — Ха-ха-ха, — рассмеялся Мелик. — А ведь я жил здесь в детстве! Вот как странно бывает. — Ему, вероятно, хотелось сказать еще что-то, но он поспешно отогнал от себя эти воспоминания и угрюмо произнес опять: — Как в вату. Как в пропасть или как в вату. Все глохнет, любое усилие… Я не могу, так нельзя жить. Надо уезжать отсюда. А как отсюда уедешь? Угнать самолет? Жениться на еврейке, уехать на «историческую родину жены»? Не в этом дело. Уехать теперь как-то еще можно. Можно перейти границу. Можно жениться на еврейке. Можно угнать самолет. А что дальше?! Там-то мы ведь тоже никому не нужны! Слыхал, как Целлариус сказал вчера? — спросил Мелик. — «Средняя цена, средняя цена»! Это точно, между прочим. У него она есть, а у нас ее нету. На тебя это не произвело впечатления? А я запомнил. Проклятый жид. Это верно, у нас ее нету. Нужен капитал… Какой угодно. Чтоб был задел. Чтоб приехать туда не с пустыми руками, ты понимаешь? — сказал он страстно. — Денег нет, значит нужно паблисити… Но у нас, в нашем положении паблисити — это только сесть в тюрьму! Вот как! Замкнутый круг.

Он расхохотался, но тут же стих. Осторожно ступая, чтобы не поскользнуться, они перешли шаткие, полуразваливающиеся, с обломанными перилами мостки через протоку.

— Это все так, но надо бы все же выяснить, кто он, — сам не зная зачем, упрямо повторил Вирхов. — А то какое-то сгущение, вчера Лев Владимирович, сегодня этот.

— А как проверить? В гостиницу к нему не пойдешь в нашей стране, не проверишь. И в Университет тоже, — зло отозвался Мелик, цепляясь за куст, потому что на скользкой дороге вверх по склону их снова начало заносить вбок. — Ну хорошо, — заключил он вдруг, снова становясь строгим и как будто сожалея, что наговорил лишнего.

Впереди меж редких деревьев на опушке показались огоньки Покровского — большое светлое пятно, обозначавшее площадь перед магазином рядом с разрушенной, ободранной церковью.

— Надо чего-нибудь взять, — предложил Мелик.

Они свернули к Покровскому, к магазину, и постояли в длинной безалаберной очереди местных, сошедшихся сюда из окрестных деревень, где не было своих магазинов.

Некоторые лица казались знакомыми. Какая-то старуха все приглядывалась к ним, но они сделали вид, что не замечают ее.

— Одну или две? — спросил Вирхов перед самым прилавком. — Ты как, постишься?

— Пощусь, но сегодня выпью, — почти беззвучно прошептал Мелик, так что Вирхов скорее догадался по движению губ, чем услышал.

— Давай, давай! — закричала продавщица с пьяным красным лицом. — Сейчас закрываем.

Очередь взволновалась и стала теснить их.

— На деньги, — протянул Мелик. — Бери, бери. У меня сегодня есть. Ты, наверно, и так протратился, а тебе теперь надо экономить.