Роберт Кормер
Ломбард шкур и костей
— Чувствуешь себя лучше?
— Наверное, да. Голова уже не болит. Это как-то связано?
— Возможно. Говорят, что душа нуждается в исповеди. Но я не знаю, может ли это вылечить головную боль.
— Полагаю ли я, что мне теперь жаль?
— Конечно же, исповедь обозначает степень сожаления.
— Достаточно ли сожаления?
— Ты преуспеваешь, Карл, и этого не отобрать.
— Я знаю. Они умерли. Их больше нет. Их не вернуть. Но можно ли устранить грех?
— Не знаю. Я — не священник.
— Но вам я исповедался.
— Да, но я не могу ничего тебе простить.
Пауза.
— Полиция уже едет?
— Они ждут снаружи.
Трент выключил диктофон, отклонился на спинку стула, и начал массировать над бровями. В тишине кабинета он продолжал слушать голос Карла Ситона, его хитрости как и не бывало, лишь раскаяния и сожаления. Целых четыре часа Трент сидел напротив него под грубым светом стоваттной лампочки в маленьком загроможденном кабинете. Безжалостные вопросы и ответы, уклонения и объяснения, полное признание, что совсем не напоминает исповедь, и, наконец, сама его исповедь.
Магический жест Трента в его тяжелой, но нужной работе, как однажды это было объявлено на горячей газетной странице. Но в данный момент он не чувствовал никакого волшебства, никакого воодушевления достижениями. Исповедь? Карла Ситона? Принудив Карла признаться (старое, повидавшее виды волшебство Трента было в его очаровании). Он слушал и слушал бесконечный речитатив о его хладнокровном, взвешенном убийстве троих человек. Жертвами были тридцати пятилетняя женщина, ее тридцати семилетний муж и их десятилетний сын, хотя Карл и не знал, сколько каждому из них было в момент убийства.
За шесть месяцев до того, в зимней, молочной белизне, Карл Ситон вломился в двухэтажный дом Арона и Мюрели Стоунов, чтобы украсть маленькую коллекцию огнестрельного оружия, которая была у них в подвале. Он осознавал, что не ничего не смыслит в пистолетах. Но одно лишь удовольствие оттого, что оружие находится у него в руках, и ощущение силы, которую оно может принесли, подтолкнуло на то, что он тогда сделал. Карл Ситон разбил подвальное окно, не волнуясь о шуме, вызванном его вторжением, заранее узнав, что вся семья уехала в отпуск, и что в доме нет сигнализации.
Его разочаровало то, что так называемой коллекцией были всего лишь три маленьких пистолета, а затем еще сильнее то, что они все были заряжены. И он решил поискать в этом доме что-нибудь более ценное, чем пистолеты, хотя, куда можно было бы сбыть украденные драгоценности, не знал совсем. Услышав шум на втором этаже, он направился к лестнице. Его кроссовки бесшумно перемещались по ковру гостиной. Поднявшись на второй этаж, он зашел в спальню, не ожидая увидеть спящих в постели мужчину и женщину. Женщина ворочалась, сбросив себя одеяло. Мужчина лежал на боку и мягко храпел, широко раскрыв рот. Карл ощутил вес пистолета в руке, вдруг осознав свое преимущество, и почувствовал себя чуть ли не богом. Он посмотрел на них: они были беспомощными и беззащитными, что натолкнуло его сделать с ними все, что заблагорассудится. Они были под полной его властью. Карлу стало интересно, как могла бы выглядеть эта женщина без ее ночной рубашки. Он еще ни разу не видел ни одной абсолютно голой женщины, разве что где-нибудь в журнале или в кино. Но теперь, думать об этом ему показалось уже слишком. Не хотелось портить свое приятное ощущение, просто стоя и осознавая, что он стоит перед выбором. Он поднял пистолет и выстрелил. Сначала в мужчину. Пуля прошла через простыню. Маленькие кусочки материи закружились в воздухе, будто снежинки. Звук выстрела показался ему не таким громким, как прежде себе это представлял. Когда, открыв глаза, от звука выстрела вздрогнула женщина, то он выстрелил и в нее — прямо в рот, удивившись фонтану крови, вырвавшемуся навстречу выстрелу. Ее глаза замерли в шоке. Запах пороха тяжелым облаком повис в воздухе, и все его тело сотряслось от неожиданного чиха.
Он подумал: нет ли в доме кого-нибудь еще, кто бы мог услышать стрельбу из пистолета. Когда, вернувшись в коридор, он открыл дверь в его конце, то он увидел мальчика, спящего в кровати, напоминающей корабль из кинофильмов про пиратов. Его аккуратная челка пучком ложилась на подушку, а веки начали дергаться. Карл подумал: слышал ли он выстрелы или нет? И решил, что было бы лучше, если нет. Ему показалось ужасным, если ребенок проснется и обнаружит, что его родители мертвы, убиты. И Карл выстрелил в мальчика — просто из добрых намерений, чтобы оградить от ожидающего его ужаса, поступив при этом благородно, по-джентльменски.
Читать дальше