Владимир Кормер - Наследство

— Боже мой, Боже мой, — воскликнула она. — Я так и знала! Я так и знала! Я предупреждала его. Ты думаешь, я этого не делала?! Сколько раз я говорила ему, что нужно бросить эту дурацкую игру в секретность, что это губит его!.. И вот теперь… Боже мой! Бедная Наташа, это убьет ее!

— Это еще не все, — задрожал Мелик. — Он связался и с Хазиным и с остальной компанией… У них там целый подпольный центр! Теневой кабинет! В прошлый вторник уже было «Пещерное совещание» [23] На «Пещерном совещании» (пещера в районе Минвод) летом 1923 года антисталинское крыло ЦК распределяло портфели. … Распределяли портфели! Составляли списки!.. Хазина премьером! Вирхова — министром по печати!

Таня закусила губу, чтоб не закричать от горя.

— …Ивана, — теперь уже неумолимо гнул он свое, — военным министром!.. Решили привлечь и из других течений. Чтоб была коалиция. Из славянофилов кого-то. Там у одного прабабка была деревенская, читать-писать не умела, а в Бога не верила, с Емельяном Ярославским дружила… Так вот, правнука министром сельского хозяйства! Пусть подымает! Колхозы, конечно, распустить. Продолжить столыпинскую реформу!.. Министром финансов Целлариуса… Представляешь себе!!! А твой Леторослев разрабатывает для них математическую модель захвата власти. Система «ПЕРТ»! Фид-бэк фюить! Три «К», как в учебнике — коммуникации, контроль, командование! Я забыл тебе сказать: я говорил с Хазиным, тот утверждает, что Сергей уже собрал много данных. Один научно-исследовательский институт, с которым он раньше был связан, выразил согласие помочь. Хоздоговорчик! Предоставят программисточек, просчитают на электронных машинах, и…

Таня была потрясена. Мелик даже не ожидал, что сказанное произведет на нее такое впечатление. Она тяжело дышала, удушье терзало ее, лицо ее посинело.

— А ты?! А тебя?! — не проговорила, а прохрипела она.

— Меня — обер-прокурором Синода!..Каково, а?! Вот сволочи! А?! — Он внезапно по-настоящему вошел в раж. — Я сказал Хазину, что я в гробу видал их списки! Хороши, голубчики, нечего сказать! И это люди, на которых я надеялся!.. Ведь в конце концов это я их сделал людьми, они все вышли из меня! Ведь верно?! Они — мое порождение, в духовном плане, конечно! Все их идеи — это мои идеи! А они хотят кинуть мне кость, чтоб заткнуть мне глотку?! Не выйдет! Не выйдет!!! Мне не нужна демократическая республика, где вы будете у власти!.. Я говорю о том, — пояснил он, видя, что она сидит с выпученными глазами, — что единственная форма правления, которую я признаю, — это свободная теократия… Понимаешь?! Чтоб митру на голову и на осле вокруг Кремля!!!

— Да, да, я понимаю, — прошептала она.

— Да слушай ты! Не плачь, не плачь! Я говорю не о том! — с досадой закричал он. — Не о том, понимаешь! Все вздор! Все это игрушки! Мальчики играют в войну! Но из этого могут выйти серьезные неприятности, вот в чем дело! Вот о чем надо думать! Их могут сцапать, вот это сейчас страшно, а не то, что у кого-то из них мания величия!.. И… слушай меня внимательно… Я знаю, что нужно, чтобы их выручить… Дело могут прикрыть в один момент! Я знаю человека! Понимаешь?! Он готов, он согласен. Но, конечно… не за просто так, не за спасибо, не за здорово живешь!.. Короче, нужны деньги. Я знаю, он возьмет, он намекал, но ясно, что немалые! Надо будет собрать. Только в абсолютной тайне… Никому ни слова!

— Ах, что же мне делать?! — вдруг привскочила она. — У меня как раз были деньги, но пришел Митя Каган, ему нужно было для отъезда, выкупить визу, билеты на самолет до Вены, и я все, что было у меня, полторы тысячи, отдала ему…

Она виновато заглянула ему в глаза.

В Меликовой логике ее известие нарушило какую-то связь, и он некоторое время беспомощно соображал: значит это что-нибудь для него реально или нет, есть ли за этим еще некий сокровенный смысл?

— Митенька Каган? — рассеянно спрашивал он между тем. — Разве он уже уезжает? Разве это возможно так скоро?

— Нет, нет, — отвечала она. — Конечно, это не так скоро. Пройдет еще несколько месяцев, прежде чем ему разрешат.

Но он упомянул о деньгах, сказал, что у него будет много расходов, и я решила, если уж они у меня есть, а он в таком тяжелом положении, то почему бы мне их ему не дать?!

— Да, безусловно, ты права, — машинально приговаривал он. — …В народе говорят, еврей еще не родился, а ему уже пианино покупают… А что же ты отдала ему все деньги? Не оставила себе ничего на жизнь?

— Остальные деньги я отдала маме, как всегда. Моими деньгами всегда распоряжается мама. А мне, мне не так уж много нужно. Зачем мне деньги? Ты же живешь почти без денег и не страдаешь от этого…