Владимир Кормер - Наследство

— Я… допрашивал его лично, — неразборчиво выдавил из себя сумасшедший.

— Ну, вот видите, — усмехнулся Мелик. — Лично… Хм… Вы ошибаетесь, уверяю вас. Он не был в то время у нас в Союзе…

— Он был, — прохрипел старик.

Мелику стало противновато при мысли, что и в самом деле он не может знать точно: был в те времена Григорий Григорьевич в Союзе или не был. Прежние сомнения насчет Григория Григорьевича тут же всколыхнулись и полезли в голову.

— А в каком году это было? — спросил он.

«В сороковом, до войны»… — прочел он по губам старика.

— В сороковом? Сколько же тогда могло ему быть? — прикинул он вслух. — Лет двадцать, разве чуть побольше.

Старик расслышал:

— Ему было шестьдесят… пятьдесят… шесть.

— Вот видите, — почувствовал себя несколько тверже Мелик. — А этому как раз теперь под шестьдесят, даже меньше.

— Он обманывает, — нашел в себе силы старик.

— Нет, уверяю вас, нет. Тому, вашему знакомцу, теперь было бы все девяносто. Девяностолетнего за шестидесятилетнего принять невозможно, в горах только если где.

— Правда? — по-детски обрадовался старик.

— Уверяю вас. Вы ошиблись. Они, скорей всего, просто похожи.

— И ты не с ним? — спросил старик, пробуя даже приподняться.

— Нет, клянусь честью, что нет! — засмеялся Мелик, с удивлением замечая, что это приносит страдальцу реальное облегчение.

Сумасшедший лег покойнее, вытянулся, задышал ровнее, грудь его перестала содрогаться, на правой стороне лица обозначилось даже некое подобие улыбки. «Да, вот так ломает нас жизнь», — подумал Мелик, вспоминая почему-то Леторослева, а затем представляя себе — себя, больного, лежащего вот на этой же постели. Это жалостливое чувство тотчас же передалось старику. Гримаса, означавшая улыбку, сошла с его лица, он прикрыл глаза, из-под синих с желтизною век у него вдруг выступили слезы, негнущейся рукой он снова стал искать руку Медика.

— Я умру, умру, сынок, — мученически вымолвил он. — Умру… Я всю жизнь искал… Не было следов… Теперь нашел, а ты… бойся этого человека… Не пытайся с ним сговориться. Не обманывай меня. Мой начальник пытался с ним сговориться, но я разоблачил.

— Что? Я вас не понимаю, — склонился над ним Мелик. Сумасшедший некоторое время опять не мог произнести ни слова, обращая к Мелику взор, в котором были мольба постараться понять его и гнев — что молодой наперсник его столь глуп и понять ничего не может.

— Я его допрашивал лично, — возобновил он, набираясь терпенья. — Я узнал от него все! Он мне признался во всем. Сказал мне всю правду. Мне все говорили только правду! Мой начальник пытался с ним сговориться, но я разоблачил его. Я не успел. Они разоблачили меня. Меня преследовали всю жизнь, но я никогда не открывал никому… Ничего. Они пытались мне помешать. Слушай! — повелительно прохрипел он, так как Мелик помотал головой, показывая, что все еще ничего не понимает. — Слушай, не бойся, их никого нет в живых. Они все расстреляны, все… Кроме… этого человека. Нет, он расстрелян тоже…

— Да, мы уже выяснили этот вопрос, — вставил Мелик, с напряжением вникая во весь этот бред тяжелого больного.

Сумасшедший дернулся половиной лица, вцепившись левой рукой, рвать на шее душивший его ворот свитера…

— Слушай, сынок, — застонал он. — Ты сейчас все узнаешь. Тайну узнаешь… Они убили… миллионщика. У него деньги были поделены между детьми. Шесть миллионов, по два миллиона на каждого… Банк в Лондоне, на Флит-стрит, запомни…

Обычно испорченный квартирный звонок теперь прогремел как набат. Мелик рванулся к двери, потом опять к старику, неверной рукой пытавшемуся его удержать. Сосед уже промчался по коридору. Пришедшая врачица из неотложки сиплым голосом бранилась, что долго не открывали. Мелик едва успел удивиться, что не услышал первых звонков. Сумасшедший последний раз сжал ему руку:

— Запомни… Наследство… Дочь миллионщика… Вошла пожилая худая врачица, в грубой черной шинели и наброшенном сверху халате. Сосед-слесарь маячил в дверях.

— Полчаса звоню, — сказала врачица, проходя к постели больного привычным шагом, навидавшись, должно быть, уже и за сегодня немало всякого. — Не умер? — спросила она, неожиданно смягчаясь. — Что с ним?

— Что-то с сердцем, — сказал Мелик.

— Инсульт, — определила она через мгновение и постучала пальцем Мелику по лбу.

Она обвела взглядом Меликово убогое жилище и заключила:

— Будем увозить.

Мелик с признательностью посмотрел на нее.