Владимир Кормер - Наследство

Вокзал был до отказа забит людьми, которые кричали, бранились, метались в разных направлениях, толкали друг друга чемоданами и узлами, спали тяжелым сном, обняв детей, или тревожно бодрствовали, сидя на вещах, усталые, с воспаленными глазами. Войдя сюда и в первые мгновения задохнувшись от гвалта и густого вокзального запаха, отец Иван затем отчего-то успокоился. Несмотря на крики, ругань и толчею, эти люди, каких он давно не видел, внушали ему доверие и нравились. Пробившись к расписанию, отец Иван долго изучал его, с благоговейным трепетом произнося забытые названия городов и вдруг, ощущая — впервые в жизни — всю полноту свободы выбора. Потом ощущение свободы пропало: он понял, что лучше всего ему ехать в Ленинград, там должен же был остаться хоть кто-нибудь из знакомых, а может быть, и бывшая его попадья с сыновьями.

Отец Иван попал в Ленинград на вторые сутки, ранним утром, и ехал через весь город на Васильевский остров, туда, где жил прежде, в переполненном трамвае, прижатый к двум молодцам, судя по разговору — сотрудникам какого-то физического института. Сотрудники беседовали о своих экспериментах, об интригах в их заведении и о танцах. Их институт был охвачен эпидемией танцев, и они ехали так рано и везли с собой патефон, чтобы успеть немного потанцевать с сослуживцами у себя в лаборатории до начала работы.

На 7-й Василеостровской линии всё, как ни странно, было по-старому, и дом оказался на месте, и даже, к величайшему изумлению отца Ивана, дверь ему открыла сама попадья, жившая все в той же квартире, правда, давно уже, конечно, «уплотненной» — с соседями. Соседей отец Иван увидел сразу, они все высунулись в прихожую посмотреть кто заявился к ним в такую рань, и перед ними попадья ни чем не выдала себя. Только на пороге она ахнула, узнав воскресшего из небытия своего мужа, сказала: «Господи, спаси и помилуй», но тут же взяла себя в руки, спросила нарочно громко, чтобы слышали соседи: «Сколько же лет мы с тобой не виделись? Лет семь, я думаю?» — и повела его в комнату, тесно уставленную вещами, из которых многие отец Иван с умилением сейчас же припомнил.

Жена служила корректором в медицинском издательстве. Она позвонила домой своей начальнице и сказала, что неожиданно к ней приехал родственник из Ростова-на-Дону, поэтому она немного задержится. Отец Иван стал описывать обстоятельства своего возвращения. Жена как будто не очень испугалась, отнеслась ко всему даже с некоторым юмором. Она вообще сильно изменилась по сравнению с той, какою отец Иван ее помнил, стала сдержанной, ровной, было видно, что у нее выработался характер. И о себе, и о всех их близких она рассказывала так же ровно и просто. Родители отца Ивана жили последние годы как раз в Ростове-на-Дону. Мать умерла пять лет назад, отец был еще жив, но очень плох. Этот год он уже не мог писать сам, и отвечала на письма женщина, которая ухаживала за ним. Старший из сыновей недавно развелся, женился второй раз, и они с женой уехали в город Горький, на стройку, зарабатывать деньги, а также потому, что здесь, в Ленинграде, он оставил комнату первой жене и жить ему с новой женой было негде. Младший жил тут же, с матерью. Три года назад он тоже собрался жениться на дочери одного старого большевика, но не успел. Большевика забрали и, вероятно, уже расстреляли. Семейство было сослано в Казахстан. Сына, по счастью, не тронули, теперь он поехал их навесить, а может быть даже, если удастся, жениться на ссыльной своей невесте, хотя делать этого наверняка не следовало. Бабушка Катя, мать жены, умерла в 33-м году. Сама бывшая попадья была уж много лет как замужем за восточным человеком, профессором-историком. У профессора была другая квартира — точнее, две комнаты в коммунальной, тоже уплотненной квартире, принадлежавшей еще его родителям, но там жила, кроме него, еще незамужняя его сестра, а оставшееся место занимали книги. Переехать туда и оставить сыну эту комнату возможности не было. О знакомых, судьбу которых попытался выяснить отец Иван, жена почти ничего сообщить не могла. Круг знакомств у нее переменился, и прежних, особенно из клира, она никого не встречала, слышала только о некоторых, что они умерли или арестованы.

Жене надо было идти на работу. Нынче начались большие строгости с опозданиями, за опоздания отдавали под суд и сажали. Она простилась с отцом Иваном до вечера, оставила ему еду и ключи, инструкцию, как обращаться с замками, наказала поменьше общаться с соседями и ни с кем не заговаривать, если он выйдет на улицу; соседей же предупредила, что у нее дня на два остановится родственник из Ростова.