Владимир Кормер - Наследство

Турчинский снова показал ему на потолок, но теперь Хазин только небрежно и презрительно отмахнулся и продолжал громко, почти в полную силу:

— Так вот. Одним из наиболее важных недостатков нашего дела было то, что до сих пор им с той стороны занимались главным образом случайные люди. Какие-то Васенькины знакомые студенточки, приятели этих студенточек, ну несколько, может быть, людей посолидней, но опять же все это на уровне дилетантства. Как вы знаете, мы сошлись также с иностранными корреспондентами. Там есть неплохие ребята, Бобби, Гарри, — он усмехнулся в усы, подчеркивая, что отлично сознает условный и несерьезный характер этой дружбы. — Нет, нет, они неплохие ребята, — возразил он, скорее сам себе или опять кому-то еще, потому что присутствующие с ним не спорили. — Но все это так или иначе дилетантство. Они, естественно, нашими делами интересуются, но у них есть и свои задачи, в том числе — не вылететь отсюда раньше времени, и с этим нужно считаться. Потом, большинство просто не понимает ситуации, не знает толком языка, общается не с тем, с кем нужно, с какими-нибудь филистерами, и набирается понимания нашей жизни у них. Эти контакты ведь не запретишь, — в тоне его послышалось как бы некоторое сожаление. — Словом, теперь мы не так наивны и знаем, что такое иностранец, — помолчав, заключил он.

— Так в чем же новое качество, в этом? — спросил Вирхов, видя, что тот погрузился в раздумье.

Хазин вскинул голову:

— Нет, конечно. Как раз вчера тут впервые, как раз на том самом месте, где сидит господин Турчинский, — сострил он, — появилась фигура принципиально нового типа, так что ты некоторым образом должен еще чувствовать его тепло своей ж…, — сказал он, захмелев, но тут же спохватился и зашептал так, что они едва разбирали по губам: —…Новая фигура. Человек, который специально поставил своей целью заняться нашими делами, посчитал наши интересы своими и, главное, располагает для этого возможностями. Тут дело не в деньгах — в идеях. Общение на идейном уровне! То есть, я хочу сказать, это не обычное доброхотство, а нечто иное. Понятно? То есть это, видимо, какой-то Комитет. Понятно?

Он схватил клочок бумаги и написал: «Комитет».

— А ты в этом уверен? — поинтересовался Турчинский — без особого недоверия, но как человек опытный и не склонный к поспешным решениям.

Хазин поморщился:

— Соображения конспирации диктуют такие вещи лучше не говорить, но вам можно. Дело в том, что его привел вчера… — Он написал: «Мелик», — К Мелику у нас отношение у всех, наверное, одинаковое. — Он вопросительно посмотрел на Вирхова. — Я этого христианского ханжества терпеть не могу. Да и ты, я знаю, тоже, — сказал он Вирхову. — Ты интересуешься этим, это другое дело. Мне это тоже небезразлично, ты, я думаю, в этом не сомневаешься… Но Мелик, как мне кажется, только в этой косности остаться не может. Я это хорошо вижу. Он тянется к нам, он при всем том, что мы с ним часто не сходимся, шире этого клерикального (…) фарисейства. Оно ему самому претит. Ведь интеллигентный советский верующий — это совершенно особая формация. Мелик не таков. Не-ет.

— Дело же ведь не в том, — угрюмо охладил его увлечение Турчинский.

— Я понимаю, о чем ты говоришь, — встрепенулся Хазин. — Видишь ли…

Но Вирхов, который был поражен сообщением, что того человека привел сюда Мелик, не дал ему докончить.

— Подожди, а что это за человек, — волнуясь, спросил он шепотом. — Маленький, худенький?

— Ну, не такой уж маленький, среднего роста, худощавый. Верно, производит впечатление субтильное. Светлые глазки. Хорошо говорит по-русски. Сам из Испании, что ли. Ты что, его видел?

— Да.

— У Мелика? Почему ты так забеспокоился?

— У отца Владимира…

— Да, он говорил, что знаком с ним по прошлым приездам. — «Университет, культурный обмен», — написал Хазин.

— Да, это так, — согласился Вирхов. — А что, он сам сказал тебе, что он оттуда? — он показал на слово «Комитет».

— Нет, он не говорил прямо, но они дали так понять. А у тебя другие сведения?

— И Мелик тоже не сказал этого прямо? — продолжал настаивать Вирхов.

— А в чем дело? Что мы тут задаем друг другу загадки?! — Хазин рассердился и нервно стал есть, вслепую тыча вилкой в кастрюлю, роняя куски и брезгливо стряхивая с усов застрявшие крошки.

— Извини меня, — Вирхов постарался смягчить его. — Дело в том, что я позавчера понял так, что он как раз вовсе не оттуда.

Он смутился и не знал, хорошо ли сейчас сделает, если скажет, откуда иностранец, и выдаст Мелика. «Ведь я знаю, что Хазин фантазер и мог все это вообразить себе, — подумал он. — С другой стороны, Мелик ведь тоже не сказал ничего определенного. Может быть, мне самому это померещилось? Сказал Мелик, что тот из ордена, или не сказал? Нет, он сам говорил, что сомневается, что это за человек. Его привела к нему Марья Александровна». «Мы ничего не можем проверить, и в этом наше несчастье!» — вспомнил он. Наконец ему пришло в голову также еще и то, что Мелик мог просто не доверять ему самому, мог не захотеть посвящать его во все подробности и для того сбить с толку, назвав первое попавшееся слово. «Они относятся ко мне, в сущности, как к человеку, который проявляет ко всему этом лишь некоторое любопытство, — обиженно подумал он, сознавая в то же время, что они в чем-то правы. — Значит, Мелик темнит… Но здесь есть и еще одна возможность».