Владимир Кормер - Наследство

Наталья Михайловна и сама терзалась, не сумасшедший ли он и как могла она так упустить сына, просмотреть момент, когда затрудненность общения, стеснительность вылились в чудовищные гримасы, прыжки и хихиканье; как не уберегла от военщины и всего прочего. Но он и сам терзался. Наталья Михайловна даже поражалась иногда, до чего он умен: начиная в чем-то убеждать его (например — еще до ссоры — в том, кто такой Понсов), она вдруг обнаруживала, что он и сам все превосходно видит. «Зачем же тогда? — удивлялась она. — Какой во всем этом смысл?» Вот на это он не мог ей ничего ответить. Он давно подозревал самого себя, не сумасшедший ли он, это мучило его, но, разумеется, ни о каких консультациях или лекарствах речи быть не могло: это было бы для него крушением, и Наталья Михайловна не заводила об этом разговора, да и сама не понимала, могут ли помочь здесь врачи и лекарства, а вновь услышав от сына какое-нибудь весьма трезвое и ясное суждение о том, чем он так казался только что увлечен, или видя, как быстро и четко разбирается он в незнакомом материале, помогая кому-то (когда он не работал, это иногда становилось чуть не основ ным его занятием, и он проводил целые дни, бесплатно трудясь ради каких-то бездарных проходимцев, которым тоже хотелось защитить диссертацию), вовсе не знала, что сие означает, и думала: «Кто его знает? Может быть, это он прав, а сумасшедшие все остальные? Может случиться и так».

Услышав от милой врачицы, как сын появился в клинике, Наталья Михайловна догадалась, что он решил сыграть ва-банк, рискнуть, но удостовериться окончательно, кто он. Еели он сумасшедший, врачи быстро определят это, но он сдастся с честью — он пришел сам. Если же, работая с ним бок о бок, они не найдут ничего ненормального, то тогда… тогда все прежние его хулители, узнав, где он работает и как к нему относятся, должны будут заткнуться и отдать себе отчет, кто же прав и кто шизофреник, а кто нет. Притом, как всегда, он, конечно, старался уверить себя, будто предпринял все это не для чего иного, но лишь для того, чтобы выручить мать.

— И как он вам понравился? — продолжала спрашивать Наталья Михайловна у милой врачицы, стараясь прочесть в ее лице тайную мысль о диагнозе.

— Ну-ну, очаровательный малый, — лучезарно улыбнулась та, быть может даже искренне. — Он всех нас просто очаровал. И какая умница. Так сразу все понял. Они со Споковским сразу же придумали что-то. Споковский ведь тоже, знаете, большой фантазер. Даже Геннадий Иваныч заинтересовался. Автоматическая модель лечения шизофрении — это любопытно. Я, правда, к сожалению, ничего в этом не смыслю. Уж я ушла, они еще остались.

— Математическая модель, — поправила Наталья Михайловна. — Понятно…

— Странно, как долго его нет. Неужели они все разговаривают? — удивилась милая врачица.

Споковский, высокий сутуловатый старик, с лицом, изборожденным расходившимися в самых неожиданных направлениях резкими морщинами, с большим орлиным, съехавшим отчасти набок носом, в заключение прокаркал, со своей тоже совершенно неожиданной артикуляцией, так, что звуки произносились одни, а рот шел вроде бы прямо в противоположную сторону:

— Прекрасно! Продолжайте работу над своей моделью. Но одновременно мы с вами начнем одно исследование, провести которое мне хочется уже давно. Мы с вами будем разрабатывать теорию «ядерной шизофрении», — торжественно объявил он хорошо поставленным лекторским голосом.

— Ядерной? — удивился Леторослев. — Почему ядерной? Ах, понимаю, потому что разлетается, как взрыв! Ба-бах! — он подпрыгнул несколько раз на обеих толстых ногах и показал руками. — Здорово! Ха-ха-ха! — тоненько засмеялся он. — А цепная реакция, это потому что «как с цепи сорвалась», да? Ведь говорят: «Вот бешеный, верно, с цепи сорвался». Это и есть «цепная реакция». Да?

Споковский недоверчиво криво ухмыльнулся. Присутствовавший при разговоре Геннадий Иванович недовольно фыркнул, не одобряя фантазий начальства.

— Нам бы использовать его для внедрения вычислительной техники, Всеволод Константинович. Ведь сколько лет говорим. Вычислительная машина нам необходима. Сейчас у меня как раз находится на излечении один инженер из Ростова, с завода сельхозмашин, он обещал, как выйдет, сконструировать именно такую, какая нужна нам.

Леторослев посмотрел на него с изумлением и стал раскланиваться.

— А насчет матушки не беспокойтесь, — продолжал Споковский, обращаясь к задним рядам сверху амфитеатра, — ваша матушка практически здорова, через неделю-две она будет дома.