Анна Матвеева - Есть! [litres]

На потолке в родительской спальне висела большая фотография прищурившегося Алена Делона – мама говорила, что каждое утро, проснувшись, хочет видеть именно это прекрасное лицо. Папа слушал и молчал. Делон тоже молчал и бесстрастно взирал с потолка на чужую кровать. Мама говорила, что детей рожают только безответственные дуры и что сама она живёт чужой жизнью давно сгинувшей взбалмошной девицы из политеха. Девицу звали маминым именем, но цели! Вкусы! Образ жизни! Между той, взбалмошной, и нынешней, выросшей из неё мамы не осталось ничего общего… Та девица исчезла давным-давно, но именно её мечты и устремления поневоле воплощала в жизнь уставшая Генина мама, тайно стремясь, как выяснилось, совершенно к другим идеалам. Папа слушал – и молчал. Он любил ту девицу из прошлого, которая лихо курила, носила двубортные брючные костюмы – и выглядела в них прелестно. (А теперь походит в них же на пожилую лесбиянку.)

Ругаясь с папой в тот достопамятный день, мама припомнила ему все грехи человечества – папа, как крест, нёс ответственность не только за себя самого, но и за каждого подлеца на земле. Может, поэтому маленькая Геня, услышав от бабушки про Иисуса, безотчётно придала ему в своём воображении отцовское лицо.

К дому наших туристов подъехал тем временем блестящий чёрный автомобиль, похожий на большой начищенный ботинок. Мама выглянула из окна и просияла не хуже фар, которыми подмигивал «ботинок». Близкий друг отца, Рустам из Ташкента, в очередной свой приезд прикупил себе автомобиль, и теперь возил маму с папой по всем срочным и несрочным делам; и, разумеется, обещал доставить их к третьему повороту с N-cкого тракта, откуда традиционно стартовали летние походы родителей.

Больше всего я ценю в людях душевную щедрость, думала мама, выгружаясь из «ботинка». Она очаровательно улыбнулась Рустаму на прощанье и даже не поморщилась, когда «ботинок» окутал её с ног до головы вонючим выхлопным облаком.

Любовь к походам мама с папой вынесли из собственной молодости – как из неё выносят эстетические воззрения, дурные привычки и полезные навыки. На природе мама вновь превращалась в ту легкомысленную, лихую девицу, ради которой отец отказался от заграничной стажировки и одногруппницы Софьи Колпаковой, влюблённой в него до самой своей последней веснушки. Хорошо, что он так и не узнал, как счастлив был бы с конопатой Колпаковой, каким она была лёгким, весёлым и заботливым существом… Задумавшие тот брак ангелы до сих пор печалятся, глядя сверху вниз на молчаливого мужчину, рубящего дрова в Пенчурке, и на одинокую, вялую пенсионерку Колпакову, смысл жизни которой ужался до размеров любимой собаки. Единственное утешение ангелов – Евгения Ермолаева, которая никогда не родилась бы у Софьи Колпаковой. Вот поэтому ангелы терпеливо отводят глаза от Гениной мамы, которая, смотрите, курит десятую с утра сигарету и стряхивает пепел на белые головы ромашек.

– Красота-то какая! – выдыхает мама. – Благодать!

Папа молча улыбается. Поляна, цветочки, небо с ангелами, – и чего ругались? Жизнь прекрасна! Они переходят через ромашковое поле, скрываются в чёрном лесу и пропадают из виду.

Рустам обещал приехать за друзьями в девять вечера – он был на нужном повороте пятнадцатью минутами раньше: Генины родители не появились ни в девять, ни в десять, ни в пол-одиннадцатого. Ровно в одиннадцать «ботинок» зафырчал и уехал в город: Рустам позвонил ба Ксене из первого же телефона-автомата и осторожно сказал, что ребята, скорее всего, заплутали в лесу, но они опытные походники и, кроме клещей, опасаться нечего. Бабушка, конечно, разволновалась, но Рустам уговорил её не паниковать до утра, сам же поехал опять к N-скому тракту.

Они стояли там грязные, как из забоя, весёлые и какие-то новые, другие. Мама Гени мяла в руках незажжённую сигарету и смотрела на неё так, будто впервые в жизни увидела. Папа мечтательно глядел в звёздное небо. Через поле, под лунным небом, уходил к лесу незнакомый высокий человек.

Рустам так обрадовался, что не стал ни о чём расспрашивать.

В машине пахло землёй и лесом.

– Рустик, мы нашли потрясающее место, – сказала мама, когда уже въехали в город.

Старообрядческая деревня Пенчурка спрятана в чаще леса, автомобилем туда не доехать – учителя, торговцы и врачи, навещающие пенчурцев, едут по просёлку до большой сосны, а потом идут несколько километров пешком. Мама с папой, наплутав в лесу и заново начав ругаться, вышли к большой сосне с другой стороны, и поняли, что совершенно не понимают, как они тут оказались и как выбираться обратно. Спасение пришло в виде молодой женщины с чёрным саквояжиком, бойко шагавшей по тропинке, – в лесу она выглядела так инородно, что мама приняла её за привидение.