Тама Яновиц - Пейтон Эмберг

Оказалось, что его в малолетнем возрасте привез в Гонконг дед, бежавший из Китая в связи со сменой власти в стране. Деду удалось не только бежать, но и вывезти из Китая немаленький капитал. Жизнь снова наладилась, но потом дедушка умер, и Сянь Жун оказался на улице. Он бродяжничал, перебивался с хлеба на воду, но постепенно встал на ноги и теперь имеет свой бизнес.

Сянь Жун говорил степенно, размеренно, с серьезным выражением на лице, и все-таки Пейтон опять поймала себя на мысли, что он похож на лису. Казалось, он вот-вот сменит тон и скажет сладкоречивым голосом рыжехвостой плутовки: «Доверься мне, мой цыпленочек, и я освобожу тебя от невзгод». И все же Сянь Жун Пейтон нравился. Он был обаятелен да и ласков в постели.

— Я вечером занят, — сказал Сянь Жун, — но, может, мы встретимся завтра? Вместе поужинаем. Я свезу вас в такое место…

— Идет! Замечательно! — воскликнула Пейтон голосом обрадованной девицы, которая, ни на что не надеясь, вдруг получила приглашение на свидание.

Опомнившись, она понадеялась, что ее восклицание сошло за американскую непосредственность.

Сянь Жун повязал галстук, надел пиджак. Теперь он казался старше. Поначалу Пейтон сочла, что ему тридцать, не больше, но теперь, присмотревшись, она увидала и мешки под глазами, и морщины в уголках глаз. Пожалуй, он лишь не намного моложе ее. Она едва не спросила «Сколько вам лет?», но вовремя спохватилась: он мог задать такой же вопрос.

— До завтра, — сказала Пейтон. Сянь Жун остановился в дверях.

— А что, если до завтра не ждать? — проговорил он. — Я могу прийти и сегодня, когда закончу свои дела. Вы меня примете поздно вечером?

— Приходите, я буду ждать. — Пейтон уронила голову на подушку.

— Вот и прекрасно. — Сянь Жун улыбнулся. — Значит, до вечера. А вы поспите, ведь я же вас разбудил.

Проснувшись, Пейтон надела купальный костюм и, облачившись в халат, направилась в бассейн. Она любила купаться, испытывая при этом животное наслаждение, позволявшее отрешиться от житейских забот и тягостных размышлений.

В воде были двое, оба — мужчины в голубых резиновых шапочках. Заметив Пейтон, они подняли голову, но, по-видимому, решив, что останавливать взгляд на женщине неприлично, поплыли не спеша дальше.

Скинув халат и подойдя к краю бассейна у глубины, Пейтон нырнула. Последовал удар, сотрясший все члены, но неприятное ощущение от удара моментально сменилось чувством довольства, которое она неизменно испытывала при переходе из одной стихии в другую, как ей казалось, более безопасную.

Вынырнув, Пейтон поправила защитные очки и не спеша поплыла брассом, затем перевернулась на спину. Полчаса удовольствия, а потом снова обыденная действительность, которая покажется еще более безысходной. Пейтон вздохнула: от реальности не уйти. Разве уподобишься приверженцам дзэна, чуть ли не повседневно прибегающим к медитации? Пейтон нахмурилась. Да что это с ней? Сегодня даже купание не помогает избавиться от тяжких раздумий.

Между тем, один из купавшихся, оказавшийся толстяком, отдуваясь и фыркая, стал медленно подыматься по лесенке, держась за металлический поручень. Вряд ли он напоминал Барри, но только Пейтон вспомнила о муже. Опять вздохнула.

Замужество ей счастья не принесло. Следуя наставлениям матери и стараясь «очаровать завидного жениха», она искренне полагала, что выйдет замуж не только за состоятельного, но и за одухотворенного человека. А кем оказался Барри? Жвачным животным, семяпроизводителем! Иных достоинств у него нет.

Впрочем, и у других женщин мужья не лучше, но многих это не беспокоит. У таких иные заботы: найти сыну достойную половину или удачно пристроить дочь. Тем и занимаются на вечеринках и пикниках. А женщинам победнее даже не до детей. У них и времени нет. Они крутятся у плиты да чинят одежду, а если выпадет свободный часок, болтают с соседками, чтобы отвести душу, им хватает и этого.

Несбывшиеся мечты, утраченные надежды — о них мало кто размышляет. Даже писательницы приукрашивают мужчин. Что ни герой — благородный, добродетельный человек, а то и рыцарь в буквальном смысле этого слова. Недаром почти каждый роман, соединив на своих страницах героя и героиню, заканчивается словами: «Они жили долго и умерли в один день».

Однако ни в одном романе не рассказывается о жизни героя и героини хотя бы год спустя после свадьбы — о том, как, положим, рыцарь, возвратившись из дальних странствий, едва оказавшись за замковыми воротами, расстегивает свои кожаные штаны и тянет истомленный воздержанием пенис к устам героини или, сняв с нее пояс верности, бросает ее в постель, так красочно описанную в романе: на четырех столбиках с бархатным балдахином, с которого ниспадает полог, призванный защищать от холода отошедшую ко сну госпожу.