Джонатан Эймс - Проснитесь, сэр!

Дживс сидел в машине, я взглядом приказал ему оставаться на месте, понимая, что первая встреча с моим слугой произведет на Маррина странное впечатление, возможно, вселит зависть. Мало кто из писателей может себе позволить завести слугу. Мы с Маррином направились к особняку.

– Где ваш багаж? – расспрашивал он. – Доставили в усадьбу? Вы ехали с вокзала в такси?

– Мои вещи в машине. Я сам в ней приехал. Потом заберу.

– Помогу, если нужно, – предложил он, что было любезно с его стороны, хоть ему не по силам был кофр со спортивной одеждой.

– Ничего, ничего, я сам справлюсь. Очень хочется видеть свое жилище.

На ходу Маррин кратко знакомил меня с распорядком.

Завтрак в столовой с восьми до девяти; обедает каждый сам по себе – ежедневно меня и прочих художников ждет в черной комнате пакет с едой, термос с кофе; ужин подается с половины седьмого до восьми.

– Над чем будете работать? – поинтересовался Маррин, когда мы шли под сводчатыми кронами деревьев. Я шагал, попеременно попадая из тени на солнце, поднял глаза на маячивший впереди особняк – гигантское сооружение из вечного гранита, царившее над миром.

– Над романом, – ответил я на вопрос. – А вы над чем работаете?

– Тоже над романом.

– Сочувствую.

– Приятно познакомиться с коллегой-страдальцем, – улыбнулся Маррин.

– Я скорее коллега-попутчик. [40]Но кто такой попутчик – коммунист или масон? Никак не разберусь. Хотя было бы приятно, если бы писательство было подобно масонству. Хорошо было бы носить символическое кольцо.

– О да, – подтвердил Маррин, окидывая меня ласковым взглядом, возможно ошибочно истолковав восторженное замечание о кольце. Очаровательный Маррин явный гомосексуалист. Снова встал гомосексуальный вопрос!

Я быстро пришел к заключению, что миниатюрная фигурка – рост всего около пяти футов двух дюймов – рано сформировала его сексуальную ориентацию, лишив конкурентоспособности по отношению к женщинам, поэтому он вышел на арену, где мог быть любимым, что вполне понятно. Каждому из нас предстоит найти подходящую арену. Конечно, могли быть другие причины, по которым он предпочитает мужчин, но я часто замечаю, что коротышки становятся гомосексуалистами, и одновременно вижу безумную тягу карликов к женщинам. Очень трудно все это объяснить и вывести определенные заключения о человеческой сексуальности.

Мы вошли в особняк сбоку через черную комнату, которая, несмотря на название, представляла собой красивую деревенскую гостиную с диванами в цветочек, просторными старинными креслами, многочисленными столиками, заваленными литературными и художественными журналами.

– После обеда, – рассказывал Маррин, – люди здесь сидят, читают газеты, играют в скребл, в шахматы, в карты. Телевизоров в Колонии Роз не имеется; некоторые иногда ходят на эспланаду в кино.

– Понятно. – У меня сразу возникло ощущение возвращения в прежние времена и места, где и когда летними вечерами собирались компании за игрой в карты.

В смежной комнате стояли два длинных стола, на одном лежала корреспонденция колонистов, на другом сгрудились старомодные железные фляги с едой и термосы. Маррин нашел мою флягу и термос уже с прикрепленными именными бирочками, что мне страшно понравилось. Все заранее предусмотрено. Я с радостью взял флягу и термос. Маррин повел меня по задней винтовой лестнице. Мы поднялись на один пролет к узкому темному коридору, где располагался мой номер. В усадьбе стояла физически ощутимая тишина – громче шума.

– Это старое служебное крыло, – объяснил Маррин, – вы будете жить тут один, в очень приятном уединении. – Мы шли по коридору с закрытыми дверями справа и слева. – Эти комнаты служат хранилищами, а это ваша личная ванная. – Он указал на комнатку, где стояла старинная ванна на львиных лапах. – Вам повезло, немногие имеют отдельную ванную.

Я действительно чувствовал себя счастливчиком. Разделять с другими места общего пользования всегда катастрофически неприятно. Лучше оставить такой вариант студентам колледжа, солдатам и заключенным – молодым, сильным людям, способным стерпеть тяготы коммунальной жизни.

В дальнем конце коридора находились две смежные комнаты – мои, – спальня и писательский кабинет.

– Не самая уютная обстановка, – заметил Маррин, когда мы стояли в моем будущем кабинете. – При первом визите молодых писателей часто сюда помещают. В главном здании усадьбы есть огромные помещения, но мне всегда нравились две эти маленькие комнатки. Поистине спартанские. Вполне годятся для молодежи.