Николай Никандров: Путь к женщине

– Вера, с этим у нас покончено давно и навсегда. Ты не та женщина, связь с которой принесла бы мне счастье.

– Но скажи, чем я не та? Ты никогда не говоришь, чем я не та. Объясни толком, какая женщина тебе нужна! Может быть, я сумею перемениться?

– О! Уже скоро год, как мы с тобой разошлись, а ты все ходишь за мной и спрашиваешь почему и предлагаешь перемениться. Довольно! Больше ни слова об этом! Ни слова!

– Я так и знала, что ты не дашь мне договорить до конца…

Нервно трясущейся рукой достает из своей сумочки толстую пачку бумаг, передает ее Шибалину.

– …поэтому я изложила свои мысли на бумаге. Возьми это, прочти. Ты воображаешь себя великим психологом, а в моих переживаниях разобраться не мог. Ты судил обо мне поверхностно, принимал меня за ничтожество. Но я смею считать себя несколько иной.

Раздельно, с ударением на каждом слове:

– Так не по-нять ме-ня!!!

Шибалин поражается толщиной пачки:

– Это про что же тут? Вера:

– Про мое чувство к тебе, про мою любовь.

– Такая толстая пачка про любовь?

– Не смей смеяться надо мной, над моим чувством!

– Я не смеюсь.

– Смеешься! Думаешь, я не вижу? Конечно, я очень извиняюсь, что чтение моего послания отнимет у тебя несколько минут времени…

Шибалин пробует пачку на вес:

– Тут не на несколько минут, тут на два часа чтения.

– Ну, пожертвуй для меня двумя часами времени! Только смотри прочти! Я хочу, чтобы ты наконец понял меня!

– Хорошо. Хотя я и так понимаю тебя.

– А когда можно будет узнать ответ?

– Какой ответ?

– Ну, на это… писание.

– Еще надо давать и ответ?

Опять вертит в руках и взвешивает пачку.

– Никита! Не издевайся над моими страданиями! Будь хоть раз повнимательнее ко мне!

– Ну, хорошо. Обещаю. Прочту. Ответ дам в нашем союзе. А теперь тебе пора, Вера…

– Хорошо, хорошо, ухожу. Прощай!

Крепко жмет его безучастную руку. Раздавленная великим горем, потерянная, безумная, уходит.

Шибалин несколько мгновений сидит без движения, скованный мукой. Потом порывисто встает, проводит по лицу рукой, точно снимает с глаз повязку, и входит в руины.

XIX

Женщины при появлении в зале Шибалина подтягиваются, оживают.

Он сидит в стороне от всех на тумбочке из кирпичей.

Они по очереди проходят мимо него, приостанавливаются, заговаривают.

Антоновна подходит, сладким голосом:

– Вам скучно одному? Шибалин холодно:

– Очень. Антоновна с кокетством:

– Мне тоже чтой-то скучно.

После небольшой паузы, таинственно:

– Пройдемтесь?

Шибалин каменно:

– Нет.

– Чего так?

– Другую жду.

– Ну, ждите другую.

Отходит от него к своим. Со злобной усмешкой:

– Другую ждет! Ему нужна которая в шляпке, на высоких

каблучках, намазанная! Ничего. Пусть, пусть…

Опускается на камешек рядом с Настей. По-старушечьи кряхтит, стонет. Настя:

– Ну на самом-то деле, Антоновна, куда же ты лезешь? Разве не видишь, что это за человек? Неужели его карман не позволит ему взять что-нибудь получше?

Антоновна:

– Не то хорошо, что хорошо, а что кому нравится. Ты слишком молода, Настя, чтобы все понимать.

Беременная выплывает из темного угла зала, пересекает ярко освещенное место, направляется к Шибалину:

– Гражданин, вы меня поджидаете? Шибалин вбок:

– Нет.

Старается не глядеть на нее, на ее высокий живот. Беременная церемонно, с манерами:

– Очень-с жаль-с! Извиняюсь!

Делает реверанс, отходит, опять пересекает ярко освещенную площадь зала и тонет в глубокой тени под стеной.

Осиповна с напускной развязанностью, с деланной жестикуляцией идет к Шибалину:

– А! Вот кто выручит меня! Понимаете, гражданин, как мне сегодня не везет! Все девочки уже по нескольку раз ходили к гостям, а я все еще без почину! Выручайте! Сделайте почин! Поддержите коммерцию!

Шибалин коротко:

– Нет.

Осиповна, по-прежнему притворяясь очень веселой, очень молоденькой:

– Почему "нет"? Почему не "да"?

– Условился с другой.

– С какой?

– Тут с одной.

– Как ее звать?

Не знаю, не помню.

– Не знаешь?

Со злобой отходит:

– Договорился, а с кем, не знает! Ха-ха… Хотя б складней врал!

Садится возле Антоновны. Антоновна, качнув головой:

– Вот такие и налетают!

Манька-Одесса, дурочка, недоразвитая, одичалая, с распущенными волосами, на босых косолапых ножках, приближается к Шибалину, сутулится, исподлобья кривит ему идиотские слю нявые улыбки, хихикает, потом, убедившись в его равнодушии, уходит: