Николай Никандров: Путь к женщине

I

Через весь зал протянуты два гигантских матерчатых плаката. На одном написано: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" На другом: "Галоши снимать обязательно!"

Зал от края до края заставлен столиками. Ресторан не ресторан, пивная не пивная, с первого взгляда не поймешь что.

Вокруг каждого столика – за стакана ми чая, за бутылками пива, перед шашечными-шахматными досками, над раскрытыми журналами, газетами – сидят тесными группами люди самой разнообразной, самой неожиданной внешности.

Частная беседа этих групп время от времени переходит в общий крикливый спор, в котором принимает участие весь зал.

Вот все посетители зала вдруг обращают пышущие удовольствием лица в одну сторону, неистово аплодируют, стучат в пол ногами, стульями, бренчат стаканами, бутылками, кричат, кого-то вызывают.

– Браво! Браво!

– Шибалин, браво!

– Никита Шибалин!

– Вот так ши-ба-нул!

– Это по-нашему, по-большевистскому!

– Товарищ, скажите, вы не знаете, Шибалин коммунист?

– Нет. Он левее коммунистов. Коммунисты стоят на месте. А он вон куда хватанул.

– Да. Можно сказать, шарапнул по всему старому миру. По самой головке.

Наконец тот, кого так усиленно вызывают, поднимается из-за своего столика, показывается публике всей фигурой, немножко польщенно, немножко смущенно улыбается.

Рукоплескания крутой волной вдруг забирают в гору, в гору… Крики усиливаются…

Какой-то остроглазый юноша вскакивает со стула и, за чем-то показывая пальцем на Шибалина, радостно взвизгивает:

– Вот он!

И сейчас же садится, раскатываясь мелким, довольным желудочным хохотом.

В то же время в другом углу зала истерический, почти кликушеский вопль женщины:

– Шибалин, спасибо вам!

Шибалин, крепко сложенный мужчина, с пристальным, чуточку исподлобья, несуетливым взглядом, стоит среди битком набитого зала, кланяется аплодирующим в одну сторону, другую, третью, потом снова садится за свой столик, тонет в море других вертлявых, беспокойных голов.

Прежняя женщина, в черной бархатной тюбетейке, в длиннополом мужском пиджаке с горизонтальными плечами, Анна Новая, все время что-то записывающая в тетрадку, привстает, бледнеет, нервно кричит из своего дальнего угла:

– Пусть Шибалин выйдет на кафедру! А то многим ничего не слыхать!

– На кафедру! На кафедру! – с непонятным весельем подхватывает весь зал. – На кафедру! Ха-ха-ха!

Шибалин встает, упирается ладонями в столик, смотрит на всех, терпеливо ждет, когда смолкнут.

– Товарищи! Зачем? – в недоумении пожимает он плечами, когда зал утихает. – Зачем непременно на кафедру? Можно и отсюда! Ведь здесь не лекционный зал, а всего только наш клуб. И то, что я вам сейчас излагал, вовсе не доклад, а просто так, несколько личных моих мыслей по надоевшему всем половому вопросу.

– На ка-фед-ру!.. – тягучими голосами взывает зал, требовательно и дружно. – На ка-фед-ру!..

Шибалин зажимает уши, улыбается, машет залу рукой, что сдается, неторопливой своей поступью шагает между столиками, идет среди множества устремленных на него восторженных взглядов, направляется в самый конец зала, увесисто взбирается там по трем ступенькам на кафедру, берется сильными рука ми за ее крышку, точно пробует прочность.

– Если так, – обращается он ко всем уже оттуда и зоркими своими глазами посматривает с высоты трех ступеней вниз, – если так, тогда давайте выберем председателя что ли…

– Данилова! – еще не дав ему договорить, выпаливает в воздух прежний торопливый, азартный. И все собрание мужественным воем басит:

– Да-ни-ло-ва!.. Да-ни-ло-ва!..

Пожилой человек с морщинистым лицом, с нагорбленной спиной, с выпирающими под пиджаком лопатками, с длинными пепельно-рыжими кудрями и с седоватой бородой, в больших черных очках, точно совершенно незрячий, покорно поднимается со своего места, забирает в одну руку стакан с недопитым чаем, в другую огрызок голландского сыра на ломтике хлеба, удаляется к кафедре, устраивается возле нее за от дельным столиком, перебрасывается несколькими деловыми фразами с Шибалиным, расправляет кудри, бороду, напускает на себя председательский вид, звонит чайной ложечкой по стакану, предварительно перелив чай в блюдечко, и обращается к залу:

– Товарищи! Но вот вопрос, пройдет ли у нас сегодня серьезное собрание? Ведь вы знаете, что бывают дни, когда на нас находит такое шалое настроение, род эпидемии…