Игорь Сапожков - Золотое Дѣло

Однажды, возвращаясь с рынка, мы остановились у ювелирной лавки. Внимание девушки привлекло оригинальное ожерелье, изумительно сверкающее в косых лучах утреннего солнца. Мы подошли и она взяла его в руки, оказалось что в нём не было драгоценных камней, а на солнце играли грани искусно отполированного золота. Кроме того украшение отличалось необычной формой. Ясмина стала рассматривать остальные драгоценности, все они были удивительно красивы и исключительно самобытны. Мы позвали хозяина, араба-христианина, и я спросил у него разрешения их перерисовать…

Германский почтовый вагон завода «Линднер» в Аммендорфе, один из тридцати заказанных Вермахтом в конце сорокового с размером шасси под Советскую железнодорожную колею, был под завязку набит трофеями и прицеплен к эшелону с солдатами, направляющемуся на Восток. В тесном купе разместились полковник Рощин и Захар, оба офицера НКВД устроились в грузовом помещении, благо среди трофеев, был старинный мебельный гарнитур, с двумя плюшевыми, колченогими диванами. Всю дорогу Рощин работал, приводил в порядок и корректировал старые записи в толстых журналах, красными чернилами делал пометки на полях, подписывал фотографии на оборотной стороне. Он обладал феноменальной памятью, прекрасно помнил даты, названия музеев и галерей из которых изымались те или иные ценности, даже их адреса и фамилии смотрителей. Алексей Петрович также помнил куда и в каком количестве отправлялись вагоны с трофеями — коробки с ювелирными изделиями и драгоценностями, ящиками со столовым серебром, редкими гравюрами, старинными книгами и антикварным оружием. Он мог по памяти дать любую справку, точно описать изделие и его номер в каталоге. Энкавэдэшники осторожно переглядываясь, удивлялись таким невероятным способностям «гражданского» полковника.

Время тянулось ужасно медленно, в некоторых районах эшелон стоял по несколько дней, ожидая окончания ремонта повреждённой железной дороги. Как-то раз, Захар случайно услышал, как один из солдат жаловался другому, что добытые им за линией фронта наручные часы, перестали заводиться и ходить. Захар попросил разрешения из посмотреть.

— А ты парень, в этом соображаешь? — недоверчиво спросил солдат.

— Ну так, немножко… — Захар приложил к уху хромированный корпус трофейного Хелиоса, — я попробую их починить… Дайте мне их на денёк, ладно.

Вернувшись в вагон, Захар попросил у Рощина лупу и набор мелких инструментов, шедший в комплекте с заводной английской бритвой. Такие часы он видел и раньше, это был пехотный, офицерский Helios D.H. (Deutsches Heer — сухопутные войска Вермахта) с чёрным циферблатом и стальными, полированными стрелками. Захар аккуратно свинтил заднюю крышку, механизм бы полностью покрыт серой пылью.

— Обрати внимание, на балансовое колесо и на спираль, — услышал он за спины, мягкий голос деда, — их надо хорошенько вычистить, а механизм смазать, можно даже оружейным маслом… И прокладка вот здесь отошла, видишь?

Захар возился несколько часов, пока не стемнело. Бритвенной щёточной он аккуратно собрал пыль с механизма, затем щипчиками из золингеновского ножа, снял спиральную пружинку завода и оставил её на 15 минут в керосине, потом достал, дождался пока высохнет и насадил обратно на ось. Перед тем как установить антимагнитную вставку и ввинтить на место заднюю крышку, он обмакивая острый кончик шила в масло, тщательно смазал механизм. Заведя головку на десять оборотов, Захар даже не услышал, но почувствовал, как маятник легко подтолкнул главную шестерню, та чуть напрягшись, сдвинула с места стрелку на маленьком секундном циферблате в положении цифры 6, и механизм ощутив силу завода пружины, вздрогнув всеми пятнадцатью рубинами, жизнерадостно затикал…

Оставшаяся часть пути была уже не так тосклива, всю дорогу Захар чинил часы — капризные, но элегантные «Догмы», уверенные в себе «Зэнтры», богатые и нервные «Тритоны».

Рощин предложил Захару остаться в Москве, поселиться на первых порах у него, закончить школу, а там будет видно. Ехать Захару было некуда в любом случае, вначале он подумывал вернуться в Ташкент и отыскать свой госпиталь, но после предложения Алексея Петровича, тут же выбросил это из головы. Во время движения поезда, когда вагон вибрировал и ремонт часов был не возможен, Захар курил, сидя на подножке тамбура или читал книги из багажа Рощина. Курил он «Кэмел», который отдавали ему офицеры, предпочитая союзническим, любимые папиросы «товарища Васильева» — «Герцеговина Флор». Когда появлялся дедушка, Захар откладывал книги и тушил сигарету. Развеяв руками дым, старик неторопливо продолжал давнюю историю: