Эли Фрей - Город за изгородью

Видя, как хорошо живут за забором, люди подобных взглядов перестали винить в своей нищете американцев, свое государство, господа бога или черта из преисподней. Вся их ненависть и обида перекинулись на то, что было к ним ближе, – на мир за чертой, чужой, зажравшийся мирок.

Хоть Архип и не хотел быть похожим на отца, он перенял от него эти ложные взгляды на устройство мира.

Архип всегда ненавидел толпу. Чуть повзрослев, стал считать себя выше нее и захотел подмять ее под себя. Быть лидером. Свой план он стал осуществлять с коробочной детворы. Дворовые ребята не разделили его точку зрения и выразили свое несогласие бунтом, запихнув наглого пацана в мусорный контейнер.

После этого он ушел из Коробок в поисках своего места под солнцем. И нашел его на мусорных кучах, в затопленных подвалах и в загаженных котлованах. Он собрал свою собственную стаю из Лоскутков и Старичьей челюсти – из детей родом из самых бедных районов Чертоги.

И здесь, в своей украденной выглаженной рубашке, в украденных кроссовках, отмытых до кристальной белизны, с украденными чипсами в руках он нашел то, что не мог найти так долго, – признание и корону.

Он стоит под дверью учительской: вместе с Кирюхой они пришли сюда поглазеть – кто же окажется перебежчиком? Кого из учеников переводят в школу в Холмах? Ведь Архип смог стащить только часть списка – всех же учеников из него они увидят только сегодня. Архип запомнит их всех, а потом на каждого по очереди натравит свою стаю и сурово накажет их за предательство…

Но тут… Он видит дедушку Кирилла. Что он там делает?

Вызывают Кирюху. Зачем?

Кирюха что-то натворил? Эх, наверное, уборщица настучала за то, что они с Киром игрались в туалете водяными бомбочками из презервативов… Нет, он, Архип, не будет вот так просто смотреть, как его друга там будут ругать. Он сейчас возьмет, зайдет внутрь и признается. Что это была его идея… Пусть его ругают, но не Кирюху…

Но что за черт?

Они дают ему какие-то бумаги, директор пожимает руку…

Архип до последнего отказывается верить своим глазам. А когда наконец начинает понимать, его захлестывает чувство глубокой, острой и горячей обиды.

Кирилл – перебежчик…

Как он мог его предать? Уйти в Холмы и стать частью мира, который он, Архип, ненавидит. Теперь же он ненавидит Холмы еще больше – они отняли у него лучшего друга.

Он в последний раз смотрит на своего бывшего друга и убегает прочь.

Он стоит на лестнице верхнего этажа их школы, где занимается класс коррекции.

Стоит и наблюдает через прутья решетки, с какой бешеной силой и ненавистью этот худенький бледный парнишка со странными глазами молотит циркулем пацана куда больше себя. Это достойно уважения… В стае не хватает подобной смелости… И такого голого, неприкрытого сумасшествия.

Архип узнает, что щенку тринадцать – на два года младше, чем ему. И пускай так: мелкие лучше слушаются. Его стае нужен послушный бойцовый пес – на эту роль вполне сгодится этот мальчишка.

Так в стае появляется Брык.

Архип очень привязывается к нему – почти так же, как когда-то к Кириллу. Но Брык не может заменить ему Бобра. Слишком сильна была привязанность Архипа к бывшему другу…

Ужасная тоска по старому приятелю сдавливает грудь, мешая дышать. Она проявляется во всем, возникает неосознанно.

– Слопай мятную конфетку. – По старой памяти Архип протягивает леденец Брыку. Новый друг смотрит на него с недоверием.

– Я не ем их, Архип. Не люблю.

Архип убирает леденец обратно в карман и с грустью вспоминает, как Бобер наворачивал леденцы, как хомяк, – засовывая за щеки целые горсти.

Архип любит Брыка – так, как любят младших братьев. Или как сына. Но… Не как друга. Никто из стаи так и не смог быть равным Кириллу.

Чувствует ли он жалость к бывшему другу, когда стае удается его поймать? Может быть… Он никогда никого не бьет сам – его хорошие манеры, которые он столько времени старался себе привить, не позволяют ему выполнять такую работу. Когда Брык со всем своим сумасшествием бьет Бобра, Архип отворачивается. Закрывает глаза.

Ни обида, ни ненависть не способны стереть до конца теплые воспоминания о старой дружбе.

Первый раз он увидел эту девчонку в Холмах, когда ему было одиннадцать. Гордо задрав подбородок, она шла, держа за руку своих родителей. Ленточки в ее косичках от каждого шага задорно подпрыгивали. А над головой сияла воображаемая корона.