Эли Фрей - Город за изгородью

Он уводит ее в трюм. Осторожно снимает с ее шеи веревку (моя! Она наконец-то моя!), гладит по пшеничным волосам и, ласково глядя ей в глаза, говорит:

– Сейчас ты полностью в моей власти. Я мог бы пустить тебе кровь, выжать тебя так, что ты не сможешь кричать – только пищать, как жалкая мышь. Мог бы запихнуть в тебя палку и вертеть, пока не заполыхает пожар. Ведь это то, что делают страшные Шунд с маленькими девочками, живущими за забором, которые неосторожно высунули наружу нос? Мама с папой должны были предупредить тебя, что маленьким девочкам здесь ходить опасно. Но здесь нет твоих мамы и папы. Нет бога. И нет закона. Тут некого просить о помощи. Здесь только один бог – я. Бог во мне. Он распирает меня изнутри. И я бы вбил его в тебя так, чтобы проткнуть насквозь. Я мог бы исполосовать тебя ножом. Вырезать на спине слово «шлюха». Мог бы отдать на растерзание своим псам, смотреть и наслаждаться, видя, как ты сгораешь под ними. Как сгорают твои дурацкие смелость и гордость, которые меня так бесят. Я мог бы сделать с тобой все что угодно. Просто потому, что так хочу. Нравится тебе что-то из этого? Нравится, ну? Не бойся. Это совсем не страшно. Тебе понравится.

И когда в полутьме они оба слышат звук расстегиваемой ширинки, он наконец-то видит то, что так желал, – испуганный блеск ее глаз.

Брык бьет его по лицу. Вбивает его скулы и нос в черепную коробку. А в голове Архипа обиженно проносится: «За что? Что я натворил?»

Брык отталкивает его от себя.

– Где она?! Что ты с ней сделал?!

Она… Она… Голос доносится будто из-под воды. А потом его словно пронзают стрелой: его опять предал лучший друг. Ханна! Он говорит об этой чертовой мокрице! Брык и Ханна вместе?.. И тут перед глазами Архипа мелькают ужасные картины: как Брык обманывает его, вешает лапшу на уши и бежит к этой мерзавке. Он трахает ее, обнимает, гладит, ласкает… А ей это чертовски нравится. Архип со злостью и отвращением вспоминает, с какой брезгливостью Ханна еще несколько минут назад смотрела на него в трюме. Как вырывалась и кричала. И как потом ее вырвало. Как будто он, Архип, – самый отвратительный монстр из всех ночных кошмаров. В груди клокочет ревность – она предпочла Кита. Архип смог заполучить ее только насильно. А перед Китом она сама с улыбкой раздвигает ноги!

Все вокруг против него.

Кит предал лучшего друга и все это время кувыркался с немецкой дрянью.

Да идите вы все к черту!

Кит залезает в трюм и выводит ее наружу. Крепко обнимает – а она ныряет в его объятия. Тошно от этой ванильности.

Кит уводит ее. Этакий герой, спаситель. А он, Архип, всегда останется для нее монстром.

Он смотрит, как друзья Бобра поднимают его с пола. Кричат что-то про отравление, уносят его с баржи.

Уж не переборщил ли Архип на этот раз? Думал ли он о последствиях, топя в шламе своего бывшего друга?

Да ни черта он не думал.

Все ушли. Остались только он и его стая. Стая тупых злющих псов.

– Пойдемте, парни. Сегодня я хочу напиться.

По Чертоге бесцельно шатается толпа парней. Потертые джинсы, линялые толстовки, в руках – стеклянные бутылки. Они матерятся, прикладываются к горлышкам и громко смеются.

Приличные люди с опаской обходят толпу за километр, зная, что от нее не стоит ждать ничего хорошего.

Один идет чуть спереди. Красивая рубашка вся заляпана бурыми пятнами, светлые волосы в грязевых подтеках, на лице – ссадины и засохшая кровь.

Он кричит и смеется громче всех, пытаясь перебить рвущийся наружу вой отчаяния и полной безнадеги.

Взрыв.

Он никогда не любил родителей так, как любят их другие дети. Не за что их любить – они не сделали Архипу ничего хорошего. Так он всегда считал, вспоминая, как они ничего не дарили ему на день рождения, все время говоря, что денег на подарки нет. Но Архип с тоской наблюдал, как с ближайшей получки мама покупала себе новые платья, а отец допоздна пропадал в кабаках. А он все детские годы мечтал о велосипеде…

Хоть любви в его семьи нет, но есть привязанность. И когда происходит взрыв и объявляют фамилии погибших, он осознает каждой клеткой своего тела, что у него больше нет семьи. Он, как никогда, чувствует себя одиноким.

Отца хоронят в пиджаке. Он совсем не похож на себя. Архип не верит, что он умер. Кажется, что он вот-вот откроет глаза, снимет дурацкий тесный пиджак, останется в излюбленной белой майке. Уйдет домой, будет весь вечер пялиться в телевизор и ругать все и всех.