Лариса Райт - Последний шедевр Сальвадора Дали

– Дон Кихот великолепен хотя бы потому, что позволил Дали подняться вверх еще на одну ступень пьедестала. Он позволил мне не просто освоить новую технику, а создать ее. Ты готова создавать новые техники?

Анна вздохнула. Он снова говорил о том, что художником ей не стать. Она должна была искать и находить новое, а получалось только повторять. Но ведь ей всего восемнадцать! Кто знает, что ждет впереди? Возможно, возможно, она придумает нечто невероятное, неповторимое и доселе невиданное. На мгновение ее глаза загорелись, но тут же потухли: разве такое получится, если великий Дали жил до тебя.

– Я не знаю, – понуро призналась девушка. – Я бы хотела.

– Желание – полпути к успеху, – похвалил художник, и щеки Анны зарделись. – Мне всегда было скучно от мысли, что я создан лишь для того, чтобы водить по холсту кистью. Пневматический пистолет оказался как нельзя кстати.

– Пистолет? – испугалась Анна.

– Пистолет, – подтвердил Дали с важностью гусака. – Когда мне было двадцать, я поспорил, что получу Гран-при Мадридской академии, написав картину без единого прикосновения кисти.

– Двадцать? – ахнула Анна. Нет, у нее нет никаких шансов. Ей не еще восемнадцать, а уже.

Дали предпочел не заметить возглас собеседницы и продолжал:

– Надо ли говорить, что приз я выиграл? Я создал картину, бросая на холст краски, стоя на расстоянии трех футов от мольберта. Получилось восхитительное изображение обнаженной женщины. Каждое безукоризненное пятно попало точно в цель и заняло свое единственное возможное место. Потом я продолжил свои эксперименты в Париже и преуспел. Однако к литографии Дали никогда не тяготел. Я бы даже заметил: Дали был против нее. Творческий процесс не приемлет силу, он должен быть либеральным и благородным. А о каком благородстве может идти речь, если, стреляя из аркебуза [46], пробиваешь бумагу?

Анна слушала, затаив дыхание. Она и представить не могла, что орудием художника может быть что-то помимо кисти и карандаша. Нет, бывало, конечно, что используешь собственные пальцы, чтобы достичь более точного изображения, но даже разговоры об арбалетах, пистолетах и других странных для живописи предметах оказались ей в новинку. Между тем Дали разглагольствовал в абсолютном упоении:

– Как-то летом пятьдесят седьмого меня навестил Жозеф Форе. Ты его знаешь? – Анна не знала. – Именитый издатель, между прочим. Так вот, кроме своей достопочтимой персоны он привез мне груду тяжелых литографских камней и идею создания иллюстраций к «Дон Кихоту» на этих камнях. Не могу сказать, что идея меня сразу захватила, но очень скоро я должен был признать, что она совсем не дурна. Во-первых, «Дон Кихот» – вторая по популярности в мире книга после Библии. А во-вторых, камень, в отличие от бумаги, невозможно повредить, стреляя по нему краской из аркебуза. Итак, Форе меня убедил, и я тут же телеграфировал в Париж, чтобы к моему приезду был найден подходящий аркебуз. И мой друг – художник Жорж Матье – подарил мне очень редкий экземпляр пятнадцатого века. Его ствол был инкрустирован слоновьей костью, и каждый раз, когда я брал его в руки, чувствовал, что Дали и этот великолепный арбалет достойны друг друга.

Художник принял торжественную позу: приподнял подбородок, отставил чуть в сторону правую ногу, распрямил спину и заговорил так, будто объявлял коронный номер на арене:

– Шестого января пятьдесят шестого года Дали, стоя на барже на Сене, открыл эру «пулизма», выпустив из аркебуза первую свинцовую пулю, начиненную тушью. Клякса, украсившая камень, была не просто кляксой, а крылом ангела. Первая удача вдохновила Дали на последующие эксперименты. Ты когда-нибудь наполняла рога носорогов хлебными шариками?

– Эээээ… – Анна даже не пыталась скрыть замешательства.

– Тебе это и в голову не пришло бы. – Художник смотрел на нее без укоризны, скорее с сочувствием. – А вот я это сделал. Пропитал хлеб тушью, наполнил им рога и – раз. – Он резко взмахнул рукой.

– Что? – едва не подпрыгнула девушка.

Дали смотрел на нее торжествующе.

– Разбил одновременно два о камень.

– И? – не поняла Анна.

– И получил на камне два крыла мельницы.

– Не может быть! – благоговейно прошептала девушка.

– Вот так и будут говорить те невежды, что придут в мой театр и станут, открыв рты, бродить по его залам. Но, обойдя музей, они поймут: Дали может все! Все! От огромных инсталляций с оптическими иллюзиями до малюсеньких открыток. От ежедневного, ежечасного, бытового и незначительного до фееричного, грандиозного и уникального. Простые рождественские открытки будут соседствовать с иллюстрациями к «Дон Кихоту», «Автобиографии» Бенвенуто Челлини и «Опытам» Монтеня.