Виктория Хислоп - Остров. Тайна Софии

Рыдания Анны, доносившиеся из комнаты на втором этаже, были слышны даже на центральной площади деревни. Горе Марии проявлялось не так заметно. Глядя на отца, она видела перед собой человека, физически раздавленного бедой: смерть Элени не только положила конец всем его надеждам и ожиданиям, но и лишила его единственного настоящего друга. Когда Элени вынуждена была перебраться на Спиналонгу, жизнь Гиоргиса пошла наперекосяк, теперь же она окончательно развалилась.

– Она умерла мирно, – сказал он Марии за ужином.

Они сидели за столом вдвоем: Анне тоже поставили тарелку, но уговорить ее спуститься вниз, а тем более поесть, так и не удалось.

Все трое были абсолютно не готовы к последствиям, которые принесла с собой смерть Элени. Необычное «треугольное» построение их семьи должно было стать временным, но это была всего лишь их надежда…

Сорок дней в передней комнате горела лампада, а все двери и окна в доме были закрыты в знак уважения к усопшей. Элени была похоронена на Спиналонге, под одной из бетонных плит, из которых состояло поселковое кладбище, но еще долго в память о ней горела одинокая свеча, установленная в церкви Девы Марии, что стояла на самом краю деревни, так близко к морю, что в шторм волны бились о фундамент строения.

Но прошло несколько месяцев, и Мария с Анной выбрались из темной пропасти горя. На какое-то время их личная трагедия наложилась на бурные события, происходящие в мире, но когда они сбросили кокон скорби, то оказалось, что жизнь продолжается.

В апреле был дерзко похищен генерал Крейпе, командующий немецкими войсками на Крите, и напряжение, витавшее в воздухе острова, усилилось. Крейпе попал в засаду, с помощью местных партизан устроенную отрядом союзников, переодетых в немецкую форму, и, несмотря на активные поиски, был тайно переправлен из Ираклиона на высокогорную базу поблизости от южного побережья Крита. Оттуда генерала вывезли в Египет. Таким образом, он стал наиболее ценным военнопленным, захваченным союзниками за время войны. Многие критяне боялись, что неизбежные карательные акции будут проведены с еще большей жестокостью, чем обычно, однако немцы однозначно давали понять, что эти акции прошли бы в любом случае. Пожалуй, пик жестокости пришелся на май. Возвращаясь из Неаполи, Вангелис Лидаки увидел по пути несколько сожженных деревень.

– Их просто стерли с лица земли! – восклицал он в баре. – Там не осталось ни одного здания!

Когда односельчане выслушали его рассказ о столбах дыма, которые до сих пор поднимались с пепелищ деревень, когда-то стоявших к югу от гор Ласитхи, они еще долго не могли прийти в себя от гнева.

Несколько дней спустя Антонис, на минутку заглянувший в родной дом, чтобы сообщить родителям, что еще жив, принес газету, которую издавали на Крите немцы. Как обычно, тон статьи был угрожающим.

«Деревни Маргарикари, Локрия, Камарес и Сактурия, а также некоторые другие населенные пункты нома Ираклио были стерты с лица земли, а их жители соответствующим образом наказаны.

Эти деревни давали приют коммунистическим бандам, и все их население было признано нами виновным в недонесении.

При поддержке местных жителей бандиты свободно перемещались по окрестностям Сактурии, получая от них кров и пищу. В Маргарикари бандит Петрак Георгис открыто праздновал Пасху вместе с местными жителями.

Жители Крита, мы призываем вас осознать, кто является вашим истинным врагом, и защищать себя от тех, кто может превратить вас в жертвы карательных мер. Мы всегда предупреждали об опасности, которой вы подвергаетесь, сотрудничая с британцами, и чаша нашего терпения переполнилась. Немецкий меч опустится на головы всех тех, кто связан с бандитами и британцами».

Газету передавали из рук в руки до тех пор, пока она не была зачитана до дыр, но и эта статья не ослабила решимости жителей Плаки.

– Все это лишь показывает, что немцы впадают в отчаяние, – заявил Лидаки.

– Да, но мы тоже в ужасном положении, – возразила его жена. – Что с нами будет? Если мы перестанем помогать партизанам, то сможем спокойно спать по ночам.

Разговор затянулся далеко за полночь. Отказаться от борьбы, сдавшись на милость оккупантам, означало пойти против всего, что было естественным для жителей Крита. Жители Плаки единогласно решили, что надо продолжать борьбу. Помимо всего прочего, они просто любили чувство опасности. Если не считать таких крайних случаев, как затянувшаяся на десятилетия кровная вражда между семьями, критские мужчины упивались противостоянием. Женщины же, наоборот, почти все молили Бога о мире – и было похоже, что их мольбы не остались без ответа. Ситуация в Европе складывалась для немцев не лучшим образом, и было понятно, что войне скоро придет конец.