Виктор Лихачев: Ангелы уходят не прощаясь

— Утром я пообещал матушке, что больше не буду читать лекций. Но для вас решил сделать исключение. Оцените?

— Уже оценила. Только у вас нестыковка.

— То есть?

— Огонь имеется, красивые лица… по крайней мере, два имеются. Мед — найдем. А вот с зеленым цветом и водой — проблема.

— Не вижу проблемы. У Смирновых я видел мощную такую ванночку — видимо, совсем юного Тихона в ней купали. Мы с Михаилом быстренько ее заполним и поставим возле костра…

— Надо же… А кто с зеленым цветом поможет?

— Вы.

— Я?

— У вас очень красивые зеленые глаза. Мы будем время от времени в них заглядывать. Правда, Наталья?

— Правда, Арсений.

— Это комплимент?

— Отнюдь, — пожал плечами Покровский, — констатация факта.

— Понятно. А как мне быть?

— В смысле?

— Где мне найти зеленый цвет?

— Этого мы не учли, Арсений. Чудо будет не полным, — констатировала Наташа.

— Чудо будет. Мы так легко не сдаемся. Елена Евгеньевна будет смотреть на меня…

— Ну, это понятно, — хмыкнула Лена, — я буду есть ложками мед, смотреть на ваше лицо…

— Время от времени переводя взгляд с него на ванну с водой и костер…

— Понимаю. А зеленый цвет?

Покровский встал и прошелся по комнате.

— Вот, что нам нужно! — и с этими словами он снял с полки книгу. — Какой чудесный зеленый цвет. Что это у нас? Николай Рубцов. Чудесно — мой любимый поэт. Я буду держать книгу перед собой, Елена Евгеньевна. Кстати, обожаю открывать поэтические книги наугад. Давайте, попробуем?

— Зачем? Вы суеверны?

— Нет. Но я люблю знаки.

Покровский открыл книгу. Потом удивленно поднял брови.

— Что же вы молчите?

— Да как-то не скромно… Вот, прочтите сами, — и Арсений протянул книгу Елене. Та стала читать:

Брал человек

Холодный мертвый камень,

По искре высекал

Из камня пламень.

Твоя судьба не менее сурова —

Вот так же высекать

Огонь из слова.

Но труд ума,

Бессонницей больного, —

Всего лишь дань

За радость неземную:

В своей руке

Сверкающее слово

Вдруг ощутить,

Как молнию ручную!

— Интересно. А можно я тоже попробую?

— Конечно же.

Елена открыла небольшой зеленый томик. Арсений увидел, как женщина побледнела.

— Глупости все это. — И она захлопнула книгу.

Галина Аркадьевна не любила время праздника. На границе осени и зимы одиночество и какая-то странная душевная тоска становились все нестерпимее. А когда это происходит с тобой в чужом, практически незнакомом городе… Нет, она была благодарна Ларочке и своим соседям, не обделена вниманием и даже заботой, — Галина Аркадьевна чувствовала доброе отношение к себе этих людей и была очень признательна им за это, но… Наступал вечер и подступала тоска. Наверное, если бы рядом был кто-то на чье плечо… Ах, уж это крепкое мужское плечо! Всю жизнь она мечтала о нем, и порой казалось: вот оно, сбылось! Галина Аркадьевна грустно усмехнулась: скоро на пенсию выходить, а как была она той наивной девчонкой с огромными доверчивыми глазами, так и осталась. Била ее жизнь, била, но все без толку…

А потом, благо был повод — день рождения дочери, она впервые, в полном одиночестве, достала купленную четвертинку водки и … и тоска отступила. Пусть на какое-то время, но отступила. Потом, утром, Галина Аркадьевна дала себе зарок больше не повторять эксперимент, однако наступил следующий вечер, повода вроде бы не было, но только что ушел от нее чудесный и очаровательный Тихон, обезлюдили и без того тихие энские улицы, и она, быстро одевшись, пошла в магазин…

… Галина Аркадьевна подошла к дому, так и не ставшему родным. Привычным движением, на автомате, открыла калитку, достала из сумочки ключи, но отпереть дверь в квартиру не успела. Она услышала голоса. Кто-то говорил тихо, но в воздухе стояла такая тишина, что Галина Аркадьевна слышала почти каждое слово, доносившееся из садика Ермоловых. Женщина замерла, прислушиваясь. Она быстро поняла, что разговаривают Елена и Арсений. Голос Елены:

— … и я очень беспокоюсь за нее.

Голос Арсения:

— Признаюсь, удивлен. Никогда не замечал за Галиной Аркадьевной подобного.

— Так и я не замечала. Почти не замечала. Но народ говорит…

Галина Аркадьевна вышла из темноты. У догоравшего костра сидели Елена, Наташа и Арсений. Мать и дочь сидели обнявшись, укрытые большим пледом. У Наташи были закрыты глаза, и непонятно было, бодрствует она или спит. Арсений сидел напротив, вороша палкой догоравшие угли.