— Да, — только и сказал отец Леонид. — А рукопись все-таки до конца прочитайте. Там не только Двойник пишет, но и Орлов, который очень любит и Энск, и Россию.
— В том то и дело, что я таскаю ее, а вдруг Владимиру Олеговичу она нужна. Пойду, покаюсь, если еще разрешит подержать у себя — обязательно прочту.
— Там вся проблема… Впрочем, действительно, сначала прочтите, а потом мы поговорим. Если мы поймем Орлова, то поймем, что сейчас происходит с русским интеллигентом.
Пока они разговаривали, не замечая вокруг ничего и никого, из подъезда старинного и обшарпанного двухэтажного дома вышел человек с кожаным портфелем. Он зябко поежился, поднял воротник — и вскоре растаял во мгле. Это был Владимир Олегович Орлов.
* * *
Попрощавшись с отцом Леонидом, Покровский направил стопы к тому же подъезду. В нос ударил запах кошачьей мочи и табачного дыма. Тускло горела лампочка, настолько тускло, что Арсений почти не разглядел лица женщины, спускавшейся по лестнице ему навстречу. На какое-то мгновение их взгляды встретились. На писателя глянули огромные карие глаза. «Красивые, но какие грустные» — промелькнуло в голове Покровского. Женщина несла в руках несколько больших пакетов. Он посторонился, чтобы пропустить ее, но спустившись по лестнице еще на две-три ступеньки, она обернулась:
— Вы в редакцию?
— Да.
— Там никого нет. Уже пять часов.
— В мои годы мы из редакции уходили затемно.
— В мои тоже, Арсений Васильевич.
— Мы знакомы?
— Нет, просто я здесь корректором работаю.
— Понятно. Что ж, будем считать, что вот так постепенно я познакомлюсь со всей редакцией «Энской зари». Вас зовут…
— Галина. Галина Аркадьевна.
— Очень приятно.
— Мне тоже. Простите, руки вам подать не могу.
— Это вы меня простите, — спохватился Арсений, — позвольте я вам помогу. Такая хрупкая, разве можно такие тяжести таскать?
— Так больше некому. Сегодня у нас наконец-то зарплату дали, пятница, сами понимаете…
— Не совсем, Галина Аркадьевна.
— В Энске это главный рыночный день. Вот я и затоварилась по полной.
— Послушайте, — Арсений сделал еще одну попытку взять у женщины свертки, — давайте ваше богатство, обещаю, все будет в целости-сохранности. Я провожу вас.
— Никогда и ничего не обещайте, Арсений Васильевич. Приятно, конечно, что заезжие писатели такие джентльмены, но боюсь, сейчас от яиц, купленных мною, останется месиво.
Они вышли на улицу.
— Не передумали?
— Нет.
— Тогда нам в ту сторону.
— Здорово! И мне тоже туда.
— Я знаю, Арсений Васильевич. Монастырь от моего дома совсем недалеко.
— Про монастырь тоже в газете писали?
— У нас же маленький город, да к тому же…
— Что?
— Вы недавно с Володей Орловым встречались…
— Ясно.
Они какое-то время шли молча.
— Тяжело? — нарушила молчание Галина. — Может, что-нибудь я понесу?
— Обижаете. Или заезжие писатели не мужчины?
— Не обижайтесь. Я сама заезжая. Жила в большом областном городе, много лет работала журналисткой. Стихи писала.
— Стихи?
— А что, не похоже? — женщина засмеялась, только очень горьким был тот смех.
Покровский смутился.
— Простите, я…
— Да все правильно. При слове поэтесса, кого обычно представляют? Ахматову, Цветаеву, Ахмадулину. Разве не так?
— Так, — согласился Арсений.
— А тут тащит тетка кучу сумок. Поэтесса… А между прочим, в голосе Галины послышались гордые нотки, — я член Союза писателей России, у меня сборники выходили…
— Галина Аркадьевна, я не хотел вас обидеть…
— Это вы меня простите. Завелась. Наверное, просто живет в душе обида.
— На кого?
— Не знаю. На жизнь, наверное, а может, на себя. В середине девяностых осталась без работы. А дочка на выданье. Вот я и продала свою двушку. Часть денег ушли на подарок Машке, дочери. Родители жениха тоже помогли, вот они себе однокомнатную квартиру справили. А на оставшиеся деньги купила себе дом в Энске. Правда, не совсем дом, а часть дома…
— Можно спросить? А почему в Энске?
— Здесь моя подруга живет, мы с ней еще с институтских времен дружим. Лариса Ивановна Мишина, не слыхали?
— Нет.
— Она у нас заместителем редактора работает, вот оказала мне протекцию.
— А почему только корректор?
— За бюджетные места у нас в Энске люди стараются держаться. Не велики деньги, зато верные. Если есть огород или дача, то выжить можно.
— А просто жить?
Они остановились.
Галина вновь посмотрела на него своими огромными и грустными карими глазами.
Читать дальше