Винфрид Зебальд - Кольца Сатурна. Английское паломничество

В Бома Коженёвский пересаживается с «Виль де Масейо» на маленький речной пароход и 13 июня прибывает в Матади. Отсюда нужно двигаться по суше. На участке длиной четыреста километров между Матади и заводью Стэнли река Конго несудоходна из-за многочисленных водопадов и стремнин. Матади — унылое поселение, которое его жители называют городом камней. Оно, как гнойный нарыв, пересекает рыхлые породы, скопившиеся здесь за тысячелетия. Их с непрерывным шумом вышвыривает и дробит адский котел этой до сих пор не укрощенной реки. Между грудами щебня и крытыми шифером бараками, беспорядочно разбросанными по местности, под высокими утесами, из которых прорываются потоки воды, на крутых береговых обрывах, повсюду видны группы черных фигур, занятых работой, и колонны носильщиков, которые длинной цепью продвигаются по бездорожью. Там и сям между ними стоит надсмотрщик в светлом костюме и белом шлеме на голове. Коженёвский успеет провести несколько дней на этой арене, наполненной беспрерывным грохотом и напоминающей ему огромную каменоломню, прежде чем неподалеку от поселка наткнется на то место (он расскажет о нем позже устами героя своей повести «Сердце тьмы», моряка Марлоу), куда уходят умирать те, кого разрушили болезнь и голод и изнурила работа. Словно в братской могиле лежат они в серой мгле ущелья. Когда эти призрачные существа ускользают в джунгли, их явно никто не задерживает. Теперь они свободны, свободны, как воздух, который их окружает и в котором они растворятся один за другим. Постепенно, рассказывает Марлоу, из мрака пробивается блеск нескольких глаз, устремленных на меня с того света. Я наклоняюсь и рядом со своей рукой вижу лицо. Ресницы медленно поднимаются. Где-то далеко за пустым взглядом вдруг возникает слепое мерцание и тут же угасает. А в то время как этот человек, вряд ли вышедший из детского возраста, испускает дух, те, что пока еще живы, тащат через леса и болота и иссушенные солнцем нагорья тяжелые мешки с продуктами питания, ящики с инструментами, взрывчатку, всякого рода оборудование, детали станков и разобранные на части корабельные корпуса. Или работают у горы Палабалла и на реке Мпозо, на строительстве дороги, которая соединит Матади с верхним течением Конго. Этот участок пути, где вскоре возникнут города Сонгололо, Тумба и Тисвиль, Коженёвский преодолевает с большими трудностями. При этом у него есть носильщики и нежелательный попутчик. Всякий раз, когда до ближайшего тенистого места еще остается несколько миль, этот толстяк-француз по имени Ару падает в обморок, и его приходится долго тащить в гамаке. Почти сорок дней продолжается переход, и за это время Коженёвский начинает понимать, что никакие лишения не снимают с него вину, которую он взваливает на себя самим своим присутствием в Конго. Он все-таки еще добирается из Леопольдвиля на пароходе «Руа де Бельж» до водопада Стэнли в верховьях реки. Но первоначальный план служить в Акционерном обществе теперь вызывает у него все большее отвращение. Разлагающая всё и вся влажность воздуха, пульсирующий в ритме сердцебиения солнечный свет, всегда туманная даль горизонта, общество пассажиров на «Руа де Бельж», которое с каждым днем кажется ему все более безумным… Он решает вернуться назад. «Tout m’est antipatique ici, — пишет он Маргарите Порадовской, — les hommes et les choses, mais surtout les hommes. Tous ces boutiquiers africains et marchands d’ivoire aux instincts sordides. Je regrette d’être venu ici. Je le regrette même amèrement» [30] Все здесь вызывает у меня антипатию — люди и вещи, но больше всего люди. Все эти африканские лавочники и торговцы слоновой костью с их корыстными инстинктами. Жалею, что приехал сюда. Жалею настолько, что испытываю горечь (фр.). . По возвращении в Леопольдвиль Коженёвский испытывает такую физическую и душевную боль, что сам себе желает смерти. С этих пор его писательскую работу начинают прерывать постоянные длительные приступы отчаяния. Но пройдет еще четверть года, прежде чем он сможет уехать из Бома. В середине января он прибывает в Остенде, тот самый порт, откуда через несколько дней на пароходе «Бельджиан принс» отплывет в Бома некий Йозеф Лёви. Лёви (дядя семилетнего тогда Франца Кафки) в свое время участвовал в строительстве Панамского канала и знает, что его ждет. Занимая важные руководящие должности, он проведет в Матади двенадцать лет (включая пять многомесячных отпусков для поправки здоровья в Европе). Тем временем условия жизни для людей его ранга постепенно улучшатся. Известно, например, что на станции Тумба, где праздновали успешную прокладку половины пути, приглашенным гостям предлагались не только туземные деликатесы, но и европейские блюда и вина. Через два года после этого достопамятного события Лёви (крайний слева на снимке) уже возглавит всю торговую службу. На торжествах в честь открытия последнего участка дороги король Леопольд лично вручит ему золотой Королевский орден Льва.