Дэвид Салой - Каков есть мужчина

С тех пор прошло больше года.

Первым человеком, который встретился ему на лестнице в тот первый день, был Ханс-Питер, голландец, весьма давний обитатель общежития.

Очевидно Ханс-Питер, как сразу подумал Мюррей, был распоследним лохом.

Но он стал его единственным другом в те дни.

После возвращения Мюррея из Королевства они проводят вечер в пабе под названием «Джокер». Они сидят на улице, за одним из нескольких столиков под зонтиками с рекламой местной минералки, – и, хотя уже октябрь, сейчас жарко. На Мюррее белые шорты, доходящие ему до колен, открывающие его безволосые ноги с фиолетовыми венами, он в темных офисных носках и больших белых кроссовках. На его мужественном лице выступает пот.

– Шарко, – говорит Ханс-Питер.

Это в его духе – выдать такой очаровательный гамбит для затравки разговора.

Мюррей согласно хмыкает.

Ханс-Питер моложе Мюррея, вероятно, лет на десять – ему, должно быть, сорок с чем-то. Он невероятно высок и очень застенчив.

– Я шитаю, – говорит он, сделав быстрый, как бы вороватый глоток пива, – это все глобальное потепление.

Потеющий Мюррей усмехается:

– Что ты, на хрен, городишь?

– Глобальное потепление, – повторяет Ханс-Питер.

– Что – ты веришь в это?

Ханс-Питер кажется взволнованным, как если бы допустил элементарную ошибку. Он спрашивает:

– Ты в это не веришь?

– А то как же, мать твою, – отвечает Мюррей, вытирая краем белой футболки обильный пот с лица и поправляя очки на носу. – Не говори, что веришь в это.

– Ну… – Ханс-Питер смотрит вниз на свои шлепки. – Я не знаю. Уше октябрь.

Люди едят мороженое. Голуби плещутся в фонтане.

Мюррей продолжает смотреть на него в упор:

– И?

– Ну, – произносит Ханс-Питер не очень уверенно, – это нормально? Эта… эта погода?..

– Нет никаких доказательств глобального потепления, – говорит ему Мюррей.

– Ну, а я думал…

– Нет, блядь, доказательств.

Мюррей снова снимает очки и промокает лицо футболкой. Футболка спереди вся мокрая.

Светлые ресницы Ханса-Питера застенчиво порхают.

– Я думал, – говорит он, – есть доказательства.

Мюррей снова смеется:

– Тебя надули.

Ханс-Питер скромно спрашивает:

– А как ше отшот Штерна? [62]

Мюррей что-то злобно ворчит.

– Там сказано, – не унимается Ханс-Питер, – если не принять мер против выделений…

– Да к чертям собачьим! – кричит Мюррей. – Есть другие отчеты, в которых говорится прямо противоположное.

– Разфе они не проплачены нефтяными компаниями?

Мюррей вздыхает. Подобного дерьма он уже наслушался и больше слушать не намерен. На самом деле Мюррей испытывает неподдельную симпатию к «нефтяным компаниям». Он чувствует каким-то образом, что он с «нефтяными компаниями» на одной стороне. В этом дело – они успешны, они победители в этом мире и потому, несомненно, вызывают злую зависть всяких лохов вроде Ханса-Питера. Посмотрите на него – до сих пор живет в молодежном общежитии. А вот Мюррей, как какая-нибудь гребаная нефтяная компания, занимает хорошо обставленную квартиру на одной из самых элегантных улиц городка эпохи Габсбургов. В его понимании Ханс-Питер проживает здесь за счет голландского эквивалента пособия по безработице, которого тут хватает на лучшую жизнь, чем в Амстердаме, или откуда он там.

– Ты что, не понимаешь, – говорит он, переходя на снисходительный тон для своего недалекого друга, – что это все заговор против нефтяных компаний? Левацкий заговор. Против рыночной экономики. Против свободы личности.

– Ты так думаешь? – спрашивает Ханс-Питер.

– Я это знаю, дружок. Они проиграли холодную войну, – объясняет ему Мюррей. – Это их следующий ход. Это же, блядь, очевидно, если подумать.

С его носа срывается объемистая капля пота.

Ханс-Питер не отвечает. Он поворачивается к раскаленной от жары площади. В левом ухе у него маленькая серьга.

– Ишо по одной? – спрашивает он, замечая пустой бокал Мюррея.

– Ну, давай, – ворчит Мюррей.

К его удивлению, после этой, только второй пары бокалов Ханс-Питер извиняется и уходит, оставляя его допивать в одиночку пол-литра «Пана», местного лагера, и скользить взглядом по неожиданно безлюдной площади.

Мюррея удивляет, что у Ханса-Питера нашлись какие-то дела. Их дружбу скрепляет то обстоятельство, что ни один из них никогда ничем не занят. Ни с кем не ведет никаких дел. Потому что не с кем . Поэтому они и дружат. Уберите это обстоятельство – и непонятно, что останется.