Макар Троичанин - Кто ищет, тот всегда найдёт

Я тоже смеюсь, но про себя. Пора приступать к делу.

— Ты, — говорю, — скажи своим, чтобы не приставали к моим.

— А чё? — масляно лыбится, — нам не жалко. Пусть мужики оторвутся на полную катушку от твоих электроразведочных катушек. — Он сейчас всем добренький. — И вообще, — продолжает, — не твоё дело, чем взрослые люди занимаются в свободное время.

Я скрипнул зубами, не жалея эмали.

— Не моё, — соглашаюсь, — пусть лучше ближайшее партсобрание разберётся, чьё. — Он перестал улыбаться, злится.

— Чего ты такой занудливый? В начальники лезешь?

— Ага, — подтверждаю и ухожу в полной уверенности, что мои не будут с его. И почему это, когда с кем-нибудь посваришься — не полаешься, но настоишь на своём, так сразу на душе благостно, и хочется ещё кому-нибудь сделать что-нибудь необременительно приятное. И очень обидно, что некому. Так поневоле станешь брюзгой и пессимистом. А у меня на душе ещё и потому кайфово, что начал я съёмку по-хитрому, с центрального профиля через центр аномалии естественного поля. И сразу всё прояснилось как в кювете с проявителем: аномалия ЕП сопровождается, как и полагается по моей модели, отрицательной магнитной аномалией. Дальше и съёмки не надо, и так всё ясно. Можно слать телеграмму мыслителю: «Прискорбием сообщаю ваше месторождение накрылось одним известным местом тчк Соболезнования и венки можно присылать адресу Тайга Первый Детальный тчк Искренне ваш Лопухов». Жалко, что поблизости нет почтового отделения.

Через пару дней после душевного разговора с Кравчуком неожиданно припёрся злой и взмыленный Рябовский. Было жарко и душно. После полудня наладился было очень мелкий, пылеобразный дождь при солнце, но сыпать по-настоящему раздумал, добавив тяжёлые испарения и наглости мошкаре. Целый вечер из их палатки слышалось: «Я тебе говорил! — Я не слышал!» и «Я тебя предупреждал! — Я не понял!» Неизвестно, какая выяснилась истина, но рано утром Кравчук подался на маршрутный участок за добавочной второй бригадой себе в помощь, а я, соблюдая джентльменские приличия, интересуюсь у Адика, как там и чем живёт-может цивилизация и нет ли каких глобальных потрясений в нашем спаянном и споенном коллективе. Он, естественно, злится, заводится оттого, что оторвали от любимой семьи, не дав как следует насладиться семейным счастьем, и бурчит, что пробыл-то в нашей столице всего-навсего три недолгих дня, как Коган погнал назад, чтобы ускорить отбор проб здесь, и ничего потрясающего, вроде бы, не случилось. Понятно, разочаровываюсь, оскорбляясь до глубины трепетной души, обманутой тайными ожиданиями. Невеста-то оказалась чёрствой! Как пшённый брикет! Я ей не пожалел сообщить о колене, а она? Могла бы тоже хоть намекнуть о состоянии вверенной жилплощади. Молчит, краля! А вдруг, пока я здесь упираюсь на благо всей нашей необъятной Родины, в едином порыве, как обычно, преодолевающей пятилетку за четыре года, взяла и выскочила, умерив на время свой порыв, замуж? Воспользовалась моим долгим ответственным отсутствием и — шмыг в ЗАГС! Тем более что я сам сдуру отдал ключ от шикарной однокомнатной квартиры на два спальных места, совмещённых с кухней. Стоп! Так оно и есть! За Колокольчика! Вернулся-то он несчастным Крузом, любая Пятница с ума свихнётся. И стать у него похожа на мою, даже ещё хуже: щуплый, удобно щупать, а она, видать, эти игры любит, не зря подалась в клизматологи. Всё разом прахом: квартира, невеста, обеспеченная старость. Ничего, она ещё пожалеет, когда мне будут всучивать Ленинскую. Переживаю, конечно, кто без слабостей? Одно спасает — ударная работа. Марья виновата, а злюсь на Рябовского.

— С чего это ты заторопился, — подначиваю, — сам же недавно утверждал, что здесь глухо?

— Я-то, — отбрыкивается, — и сейчас убеждён, да когановское убеждение оказалось сильнее моей веры, — смеётся, доволен собственной слабостью и безответственностью. — Велел поинтересоваться, как у тебя дела? Кравчук придёт с бригадой, уйду. Что передать?

— Передай, — прошу, уважая просьбу уважаемого техрука, — что за мной не залежится: сделаем в срок… не в августе, так в сентябре. — Адик опять блеет, довольный тем, что не они одни запурхиваются на важном объекте, не им одним, в случае чего, достанется спринцевание.

Когда Кравчук вернулся, бдительный старший геолог полаялся с ним для профилактики и смылся. Горюн, притаранивший кравчуковскую помощь, не задерживаясь, двинулся к топографам, которые должны были закончить уголок и по договорённости ждали его. Так и случилось. На следующее утро вся топобанда, обгоняя караван, рванула к реке и дальше, к магазину, а Хитров задержался, чтобы передать мне вожделенную схемку. Когда он заспешил больными ногами, сверкая пятками, за своими, я ещё долго разглядывал мизерную схемку с десятью параллельными и одним поперечным профилями, пока не увидел своё месторождение, аккуратно уложенное проекцией точно посередине и вытянутое вдоль контакта спрятанного интрузива. Оно, ясно вижу — массивное, скарновое, на много-много бесчисленных тонн стратегического металла, нужного стране для защиты оборонных рубежей от хищных империалистов и для производства разных хозяйственных предметов, нужных в быту отдельным советским гражданам, особенно рыбакам и охотникам. Скоро — очень скоро! — здесь, рядом, вырастет огромная обогатительная фабрика, а где она, там и благоустроенные бараки для тружеников трудового фронта, магазины и забегаловки для удовлетворения первых и последующих насущных потребностей, а также клуб с Красным знаменем для проведения собраний по текущему моменту и для выдачи талонов передовикам производства. А потом, когда в ударном темпе проведут авто- и железную дорогу, вырастет красавец-город с двух- и трёх- многоэтажными деревянными домами, меня выберут в депутаты Верховного Совета, дадут двухкомнатную квартиру и талон на ботинки, и придётся беспрерывно ездить на разные сессии и съезды… Стоп! А как же квартира? Пока езжу, здешний урви-народ обчистит, как пить дать, и ботинки новые унесут. Откажусь! Ладно, вернёмся к интересной теме потом, а пока здесь надо кончать. Да и не люблю я заглядывать далеко — всё равно не исполнится. Поэтому мыслю недалеко: ясно, что от квази-мыслителя другой поддержки, кроме моральной вроде «Давай, давай!», не дождёшься, да и сам я по-мюнхаузенски пообещал закидать здесь всё шапками, так что рассчитывать надо только на себя и тоже звать на помощь маршрутников. Горюн уходил, я успел ему сунуть записку и объяснить на словах, что жду и жду срочно Суллу. Пусть сматывает удочки, передаёт оставшееся задание Фатову и приезжает сюда. Профессор обещал не замедлиться. Сейчас бы в самый раз: Бугаёв со дня на день закончит ЕП, и можно наладить бригаду электропрофилирования. Жду не дождусь. Оптимисты говорят, что когда чего-нибудь очень хочется или с нетерпением ждёшь, то обязательно исполнится. Не сразу, конечно. Нужно ещё очень и очень верить, и дождёшься, если дождёшься. Я верил и ждал, что Сулла придёт, и он пришёл, а Бугаёв кончил. Теперь надо верить в то, что угол обязательно сделаю. И я верю, но как-то урывками: утром — верю, а вечером с устали — не очень. Какая-то червоточина то и дело разъедает и разъедает непоколебимую веру. Пришлось временно разувериться и заняться насущными проблемами, в которые не верил.