Макар Троичанин - Кто ищет, тот всегда найдёт

Откуда-то из темноты возник Алексей.

— Не шуми — Дениску разбудишь, — шипит сердито, видно, я ему уже обрыдл. — У нас движок в десять вырубают. Могу свечу дать.

Нет, Пименом быть не захотелось.

— Извини, — винюсь, — помороковалось, что сижу в институтской читалке. — Про святая святых — сортир — молчу, он-то знает, кто там готовился, явно не консерваторы по характеру. Не хотелось разочаровывать гостеприимного хозяина. Помню, как глубоко разочаровывались, меняясь в лице прямо на глазах, мои преподаватели, когда обнаруживали во мне не то содержание, на которое рассчитывали. Я всякий раз готов был со стыда провалиться сквозь все три этажа института… но только с троечкой. — Пойду, — говорю, вздыхая под грузом нерешённых тяжких проблем.

Анна зажгла свечу, предупредительно показывая выход. — вали, мол, не задерживаясь.

— Хочешь, оставайся, — неуверенно предлагает хозяин, оглядываясь на жену, боится, что соглашусь. Но мне не хочется разочаровывать его дважды.

— Нет, пойду к своим, — сбрасываю шлёпанцы — жалко, в темноте не видно новых и целых носков, погружаюсь в родные катанки и армяк, чинно прощаюсь: — Приятно было познакомиться, до свиданья, — и вышагиваю во двор. Алексей — следом.

На улице светлее, чем в доме. Тучи разлетелись, крупные звёзды так и дёргаются, как мячики на резинках, того и гляди сорвутся на голову, и прямо над ущельем висит лунная пельменина. А тихо так, что слышно, как скрипят деревья на сопках, съёживаясь от холода. Мороз без предупреждения ухватил за нос, пришлось спасать, упрятав в ладонь. По скрипучему снегу пошагали к стойбищу комиссии. Не успели остыть, как уже пришли. Хорошо Алексею, не надо экономить утром на сне, и двух минут хватит дохилять в соннобалдическом состоянии.

Половина комиссии безмятежно дрыхла без задних ног. Кто не выдержал напряжения дня, было понятно по зычному храпу, доносившемуся с двух раскладушек, уютно упрятанных между столами. Четвертинка комиссии затаилась в начальнической каморке. Дверь туда была приоткрыта, виднелся тусклый отсвет свечи и слышался родной голос:

— Явление блудного сына.

Последняя четверть не стала ничего отвечать мамочке, не желая ввязываться в возбуждающие семейные попрёки перед сном. Служивый, бывший днём техруком, зажёг ещё одну свечу, поставил на стол около моего дюралевого лежбища со спальным мешком, неопределённо махнул рукой и, пожелав спокойной ночи обеим бодрствующим четвертям, исчез за дверью. А я, избавившись, наконец, от промокших изнутри ватных галифе, с удовольствием плюхнулся на жалобно скрипнувшую металлоконструкцию, поёрзал по обычаю, находя удобное положение для обмысливания дня, и затих.

На следующий день, как ни странно, все чувствовали себя прекрасно. Все, кроме одного. Лёня с Хитровым хватили по кружке холодной воды, разбавили оставшийся с вечера в желудке спиртовый осадок и, окосев, оказались в приподнятом настроении. Алевтине вообще грех было не радоваться: она сбросила ватные штаны и напялила байковые лыжные — я бы от такой замены живчиком запрыгал. А так — кис, голова трещала, наверное, от кваса, и настроения не было, наверное, от зависти.

Коган, чтобы подбодрить, не нашёл ничего лучшего, как положить ко мне на стол все полевые журналы и графики.

— Сегодня, — наказывает, — кончай. Завтра с утра напишем акт и отчалим восвояси.

Приказ начальника для меня закон, хотя я согласен и сегодня отчалить, хоть сейчас. И не кормили сегодня так, как вчера, пришлось самим соображать через кладовщицу. Спирта тоже не давали. Все заняли позиции, и мы под водительством Наполеона пошли в штыки.

Геофизимусс с ходу сцепился с Алексеем по поводу отклонений от проекта и смет, Пётр скучно переругивался с въедливо-вредной Алевтиной, Хитров углубился в топо-материалы, не удостаивая вниманием пришедшего топо-техника, и только мне никого не оставили, с кем можно было бы отвести ноющую душу.

Геофизических работ у осаждённых было куда меньше, чем у нас. Все проведены на небольших участках, где выявлены геохимические ореолы, с дежурной и плакатной целью поисков рудных объектов двумя методами: магниторазведкой и методом естественного электрического поля. Выполнены всего лишь двумя операторами — Пановым и Пановой (налицо — семейственность, особенно недопустимая, когда один другому делали контроль). Журналы оформлены аккуратно, записи чистые, даже лучше, чем у меня, придраться почти не к чему, и от этого становилось ещё тоскливее. От тоски у меня одно лекарство — сон, но разве в этом содоме уснёшь? Тем более что привык я его принимать лёжа, а не как Розенбаум.