Василий Добрынин - Генрика

— А, это новенький, ты! — рассмеялся пират, задетый плечом Копли Бэнкса, — Дружище, ты не шути!

Он глаз не сводил восхищенных с пленницы:

— Ведь хороша! До чего хороша, новичок! А-а… — он махнул рукой, вспомнив, что Бэнкс его грубо толкнул плечом, — Иди себе! Не для тебя. Не для меня даже, дьявол! — и так может быть… Видишь, чей глаз на нее уже крепко залег?! — кивнул он на капитана Шарки, — А его знаю!.. Иди, новичок!

— Стой! — крикнул Шарки, и махнул рукой Крэду, — Так не годится, видишь?

Крэд обернулся. Капли крови скользнули с ножа на палубу.

— Он же худой, ты видишь?

Запрокинутый навзничь, через перила фальшборта, юноша, правда, в больших руках Крэда казался подростком.

— Не годится, Крэд! — осуждающе покачал головой Шарки, — Какой прок с него там, — показал он вниз, — какой корм? Рыба над нами с тобой посмеется, Крэд!

Шарки приблизился. Полным сочувствия взглядом окинул лицо обреченного юноши. Надежда мелькнула там, загорелась…

— Ух-хух! — отозвался Шарки и потряс головой.

Снял с плеча юноши руку Крэда. Распрямился, застыл благодарно спасенный. Шарки тепло улыбнулся ему, положил на плечо свою руку и, вглядевшись в худое лицо, сказал:

— Видишь, волнуемся. Подкормить тебя, что ли? А там, — да уж бог с тобой, видно будет, — что там… Как думаешь? — глянул на Крэда. И, хмурясь, как человек, подыскавший спасительный шанс, спросил юношу:

— А ты католик?

Юноша закивал. Губы дрогнули в слабой улыбке. Он позволил шутить над собой. И, чтоб не упасть — подкосились ноги, — сделал полшага, вперед.

— Протестантом, видишь ли, Крэд, человек не стал. Не успел…

— Не успел? — удивился Крэд, и перекинул кинжал с правой, в левую руку. Он был готов сунуть его за пояс.

— Крэд, — задумался Шарки, — а нам нужны католики?

— Это Вам, — сказал Крэд, — господин мой, знать… — пожал плечами, сплюнул и отвернулся.

— Мы им не по нраву, Крэд. И тем и другим. Мы ведь не люди, — дьяволы, Крэд!

Крэд вздохнул\.

— Ну, — предложил он, — не рыбу, а крабов кормить назначим!

— Верно! — одобрил Шарки. Метнул руку к поясу, выхватил нож, и так же, как Крэд, вогнал его снизу, под ребра юноше. Крэд, не медля, смахнул тело за борт. Прочертив на излете небо, упала на поручень капля горячей слезы.

— Счастливо! — услышав всплеск далеко внизу, спохватился Шарки и приподнял, церемонно шляпу.

Псом, застывающим в стойке над верной добычей, должен был себя чувствовать Бэнкс.

В прорехе на платье, вспоротом грубой, чужой пятерней, светлело тонкое, женское плечико пленной женщины. Незагорелое, белое, как и у всех, кто шел в Новый Свет из Европы. Блеск жадных глаз на палубе, был готов потеснить и солнце, плавя взглядами это плечико, платье, тело под платьем.

Бэнкс увидел ее глаза. Жаждой горели они, прикипая к ножу в руке Крэда…

Шарки взбодрился.

— Ну!.. — взглядом обвел он свору и положил ладонь на эфес своей шпаги.

Сделал шаг всем навстречу. Тряхнул головой, послал проклятье, как все пираты. И гулким, тяжелым шагом, направился к пленнице.

— В чем дело?! Я говорю: в чем дело?!

Перед ним стоял Копли Бэнкс. Рука самозванца, у всех на глазах, легла на плечо их пленницы.

Толпа отступила, ахнула: дьявол отнял языки.

— О-оо! — сорвалось с белых, тонких как змейки, губ капитана, — Ого!

«Зрелищной будет расправа!» — оценила и восхитилась толпа, зная нрав капитана Шарки.

— Бэнкс!.. — гаснущим ропотом прокатилось в толпе, и пленница поняла: «Его имя!».

Капитан вскинул руки, и тут же, мгновенно их приземлил на саблю и пистолет.

— Кто ты такой? — вплавил он взгляд в глаза Бэнкса. Рыбьи, блеклые, красные глаза у капитана Шарки, — Кто? Неделю, как здесь, щенок! Первый бой, где себя показал…

— Показал, — спокойно парировал Бэнкс, — значит, пес. Не щенок…

Капитан без слов перегнал желваки на побледневших скулах.

— Бой, — видя это, сказал Копли Бэнкс, — всегда может стать последним!

— Отважная ты, — поперхнулся Шарки, — скотина, Бэнкс!

Руки взметнулись от пистолета и шпаги к лицу дерзящего.

— Бой, — не дрогнув, напомнил Бэнкс, — всегда может стать последним, а у меня, еще не было пленной женщины!

Как на площади у эшафота, Бэнкс сказал всем:

— Добровольно жертвую всю свою долю, в обмен на женщину!

«Отвернулся, скотина!» — сглотнул слюну Шарки.

— Добычу ты заслужил! Я видел, — признал он.

Проворно, как на оси, развернулся. Листвой на ветру, облетели в толпе улыбки…