Слуги-персы, и эфиопы-рабы, добивали льва, вонзая короткие копья и длинные пики в него, уже красного от лучей уходящего солнца и крови. Начинается смерть, закат победителя и угасание царства — подумал, наблюдая за этим сверху, царь Александр Великий.
— Мне скучно здесь, в этих стенах. Я хочу повидать мир, проехать по бесконечным дорогам, которые тянутся через всю Вселенную. А меня заставляют выйти замуж за мальчика, воюющего в саду.
— Почему ты не уйдешь смотреть мир?
— Одна? А кто будет заплетать мои волосы? Растирать мое тело душистым маслом? Нет, пусть великий Ахурамазда пришлет мне такого могущественного человека, который провезет меня, через дальние страны, до места, где небо сходится с землей.
— Я знаю женщину, — сказал Спитамен, — она одна, без могущественного человека, с младенцем на руках, прошла пешком всю Персию, до Вавилона, разыскивая мужа, попавшего в рабство.
— Шла пешком, как нищая?
— Да. Обезобразив лицо раскаленным гвоздем, кутаясь, как прокаженная.
— Да? И зачем? Это было больно…
— Безумно больно! Но, нужно было затем, чтобы не приставали мужчины. Она нашла в Вавилоне мужа и помогла сбежать. В Мараканду они вернулись вместе. Это была моя мать.
— Значит, у них стало все хорошо?
— Если я перед Вами, — то, да, хорошо!
— Скажи мне, а он ее любит?
— Рокшанек, не избегаю повтора: безумно!
— Да, ты уже так говорил. Но у нее лицо…
— Безобразное у нее лицо!
— А он ее любит…
— А Вы бы?…
— Нет, Спитамен, подобное мне не по силам.
— Не по нраву!
Рокшанек поджала прекрасные губы. Подумав, она не сдержала себя:
— Почему ты, упрямый скиф, перебил меня?
— Потому, что, Рокшанек, любить человека с обезображенным, как у моей мамы лицом, и Вам по силам, но — не по нраву. А это — совсем не одно и то же!
— Ты прав!
— Спасибо.
— За что?
— За то, что Вы говорите правду.
Рокшанек внимательно присмотрелась. Нравился ей этот скифский мужчина-упрямец. Захотелось смутить его.
— Скажи, — подумав, спросила она, — А вы там не обрезаете?
Он видел, какими глазами смотрела Рокшанек. Он понимал. С достоинством, очень спокойно, он дал ответ:
— Нет. Родниковой воды в этом мире много. Нет. Скифы не делают так.
— Может быть, это лучше?
— Я думаю: да. Но это не истина, если другие делают именно так.
— Тебя можно сбить с толку?
— Нет!
— Вот так твердо?
— Да! У Вас не получится сбить меня с толку!.
— Будь вправе, я б покорилась тебе, Спитамен!
— Не хотел бы…
— Странно. Великолепная женщина Вам предлагает себя, а Вы не хотите? Я знаю, что Вы не хотите. А почему? Я деликатна? Я могу это узнать?
— Можете. Я любил, и оскорбил любимую. Теперь я попробую сделать все, чтобы вернуться к ней.
— Спитамен! Вы меня слышите, Спитамен? У Вас ничего не выйдет.
— Может быть. Дайте мне право, платить за свои ошибки, а помощь мне не нужна. Спасибо.
— У меня, Спитамен, еще не было близости. Я не познала восторга такого действа.
— Но, Вы окликали Ахурамазду?
— Что это значит?
— Он Вас услышит. Вы станете женой Македонского.
— Это Ваш враг!
— Враг. Но, не важно. Он — именно тот, «который провезет меня, через дальние страны, до места, где небо сходится с землей». При этом Вам будут заплетать волосы, и растирать тело душистым маслом.
— А ты не хочешь меня, Спитамен?
— Не хочу.
— Это меня обижает! Чего ты смеешься?
— Рокшанек, я не смеюсь. Улыбаюсь: твой человек, твой мужчина — он, Македонский!
— Все-таки он? Я не знаю его…
— Неважно. Но все-таки он! Он покоряет чужие страны, потому, что так хочет. Но получит тебя, потому, что так нужно тебе.
— Согласна. О чем ты грустишь?
— Мой сын попал в плен. Будь он свободен, он бы тебе показал полмира.
— Он молод? Красив?
— Да, он красив и молод.
— Но он же — не Македонский…
— Али! — Спитамен поднялся. Грохнула куча металла на теле: меч римский, короткий, скифский — заточенный с двух сторон… Он весь был в оружии, все гремело.
— Али, — сказал скиф, — боль моя: ты увидишь сына. А мне б не хотелось, чтоб ты могла видеть сынишку
— Ты не хочешь меня. И не хочешь, чтоб я могла видеть сына. Ты оскорбляешь меня, Спитамен!
Спитамен промолчал. Он смотрел на восток. Туда же, сейчас, несомненно, смотрел Македонский.
Читать дальше