Станислава Флешарова-Мускат - Мост над бурной рекой

— Да, конечно…

Решительный тон, каким мисс Гибсон выражала все свои суждения, коробил Доминику, но она решила все-таки — стараясь избегать взгляда Лукаша — рискнуть.

— Да, конечно, тем более что в багажнике лежат два вытканных мной килима, — пробормотала она. — Вы, вероятно, слышали что-нибудь о польском искусстве художественного ткачества…

— Разумеется, — ответила та, явно сбитая с толку.

— Ну вот, — продолжала Доминика, набравшись мужества, — я и взяла их с собой в Испанию, чтобы тут продать. Но теперь, когда на какое-то время мы остались без машины… А они, килимы, довольно тяжелые…

— Понимаю, — ответила мисс Гибсон.

— Я и подумала, может быть, вы… поскольку не по своей вине мы оказались в таком положении… может быть, вы поможете мне их продать…

— Я? — Глаза мисс Гибсон округлились и застыли в недоумении.

— Да. — Доминика упорно старалась не смотреть на Лукаша, зная, чего он больше всего опасается. — Да, мисс… — прошептала она.

Ей в равной мере удавалось производить впечатление и на мужчин, и на женщин: совершенно беззащитное создание, и мисс Гибсон почувствовала вдруг перед ней неловкость и даже чуть ли не стыд за свою энергию и силу.

— Каким образом? — спросила она потеплевшим тоном.

— В составе вашей группы почти одни женщины… Может, они захотят привезти домой что-нибудь из Европы…

— О’кей! — Мисс Гибсон не любила терять времени даром. — Я попрошу у портье разрешения выставить ваши килимы в вестибюле и попытаюсь убедить своих подопечных посмотреть их. Но ничего больше я, конечно, не обещаю.

— Ах, спасибо! — воскликнула Доминика. Ей показалось, что вопрос о продаже килимов уже решен, и она никак не предполагала, что ее ждут горькие минуты, когда процессия американок будет проходить мимо, разглядывая килимы, но ни одна из них не раскроет своего кошелька.

«Что за бабы! — думала Доминика. — Что они развешивают там у себя на стенах своих долларовых апартаментов? Не фламандские же гобелены?»

Единственным утешением в сложившейся ситуации явилось то, что ей удалось убедить врача и после осмотра ее руки дать заключение о потере трудоспособности по меньшей мере на месяц. Очень помогли в этом килимы. Во всяком случае, он единственный отдал им должное; какое-то мгновение ей казалось даже, что он их купит. Но не купил.

«Ладно, — подумала она, — может, компенсация за полученную царапину окажется даже больше, чем стоимость килимов… Какой может оказаться эта компенсация?»

Даже сто долларов в пересчете на злотые по непрестанно растущему варшавскому курсу могли составить баснословную сумму. «А может, заплатят двести?»

В дверях гостиничного ресторана показался Джереми Асман. Это напомнило Доминике, что они еще не обедали: она все не отходила от своих килимов, а Лукаш перетаскивал банки с консервами из машины в холодильник, где им предстояло переждать время ремонта автомобиля. Она проголодалась и, мысленно вообразив изысканный обед дирижера, испытала вдруг к нему неприязнь. Кроме того, она вспомнила, как он ничуть не огорчился из-за повреждения автомобиля, в котором ехал, просто велел прислать себе новый… Все это не могло не вызывать к нему антипатии у человека, путешествующего не на свои деньги, а лишь из чьей-то любезности, и притом на взятом во временное пользование автомобиле, который никогда уже не вернется к хозяину в прежнем виде. «Боже! Геро взбесится», — подумала она, отчужденно глядя, как Джереми Асман, направляясь к лифту, вдруг остановился посередине вестибюля и, чем-то явно заинтересованный, направился в ее сторону.

— Откуда здесь… эти килимы?

Доминика не сразу поняла, что именно его интересует.

— Это мои… — запинаясь, произнесла она, — администрация отеля позволила их… здесь положить, поскольку наш автомобиль попал в аварию… впрочем, ваш, кажется, тоже…

— Да, — рассеянно подтвердил он. — Но… откуда, откуда они у вас?

— Я же сказала — это мои. Я сама их ткала, чтобы здесь, в Испании, продать. Я изучаю ткачество в Академии искусств в Варшаве… Возможно, вы слышали о популярности польского ткачества… Искусство польского художественного ткачества… — она вспомнила, какое неотразимое впечатление произвело это словосочетание на мисс Гибсон, и решила сейчас воспользоваться этим еще раз, — искусство польского художественного ткачества становится все более широко известным…

— Да, но этот узор… этот узор, — как-то странно повторял Асман.