Станислава Флешарова-Мускат - Мост над бурной рекой

В последние годы вышли ее романы «Под одной крышей, под одним небом» (1988), «Страсти и умиротворение» (1987), «Пример для капитана» (1986), а также сборник повестей и рассказов «Черная коса».

Известный польский писатель и критик Казимеж Козневский, отмечая феномен популярности произведений Флешаровой-Мускат, в статье «Оптимизм» («Трибуна люду», 1989, № 146) писал: «У Флешаровой-Мускат огромные массы — именно массы! — читателей, хотя ни в одном ее романе нет ни политических скандалов, ни пикантных историй… ни порнографии. Абсолютно ничего из такого свойства! Правда, одна из первых ее повестей, снискавшая писательнице огромную известность, хотя и называлась по тем временам — 1960 год — несколько фривольно: «Лето нагих девушек», но с «порно» не имела ничего общего. Это — повесть о весьма тонко подмеченных и представленных на всеобщее суждение переменах в нравах поляков послевоенных поколений. Повесть чрезвычайно злободневная».

Но нельзя все-таки не отметить, что кое-кто — в кругах литературных и особенно окололитературных — приверженный к иному, чем Флешарова-Мускат, мировоззрению, к другой манере письма или иным идейным установкам и лишь на словах декларирующий свободу в литературе мнений и мыслей, а то и просто склонный к эстетическому снобизму и высокомерно причисляющий бытовую прозу к жанру второсортному, пытается объяснить устойчивый успех ее произведений не их художественными достоинствами и литературным даром писательницы, а невзыскательным, дескать, вкусом так называемого «массового читателя». При этом лукаво не замечается якобы подмена общепринятого понятия «массовая литература» совершенно неправомерным — «массовый читатель». Ибо для кого же, как не для «массового читателя», и создается художественная литература, та литература, какая, собственно, и вправе называться подлинной, лишь когда она находит понимание и признание у самых широких слоев читающей публики, то бишь у «массового читателя». Впрочем, такого рода прием в критике, конечно, не нов и порой используется применительно к разным жанрам литературы — детективу, фантастике и другим наиболее популярным в читательской среде — с очевидной вполне целью: так или иначе принизить их и попытаться таким образом куда как меньшую популярность литературы иного толка оправдать ее предназначенностью якобы лишь для читателя «избранного». Хотя на самом деле такого рода «элитарная» литература, метко кем-то названная с известной долей иронии «высоколобой» и «нетленной», на поверку нередко оказывается лишь недостаточно основательной претензией.

Нет, произведения Флешаровой-Мускат к подобной литературе отнести, конечно, никак нельзя. Задуманы они и написаны без какой бы то ни было чванливой претензии, но написаны высокопрофессионально, добротно, написаны не для себя и не для избранных, а именно для многочисленных читателей, как отклик на их повседневные заботы, горести и радости, их надежды и чаяния.

«В каждом ее романе герои живут среди людей, а не только в собственной социально изолированной скорлупе. В каждом ярко выписаны люди, переживающие драмы, трудности, проблемы, связанные с самым главным в жизни человека: с любовью, семьей, родиной, работой… В ее произведениях нет эгоцентричного копания в собственном «я», изолированном от общественной жизни народа. Читатели давно знают, что проблемы героев в произведениях Флешаровой-Мускат — это их собственные проблемы» [11] К. Козневский. Оптимизм // Трибуна люду. 1989. № 146. . Примечательная черта творчества писательницы — завидная ее способность проницательно подмечать наиболее типичные детали, будь то характер, будь то поведение, внешность, или ситуация, и слагать из них, словно из мозаики, красочную, эмоционально насыщенную картину реальной жизни общества и каждого персонажа. В совокупности романы, повести и рассказы Флешаровой-Мускат воссоздают богатую красками палитру быта и нравов разных слоев общества послевоенной Польши в глубинной сфере общечеловеческих чувств и ценностей, что делает их интересными не только для польского читателя и, можно даже сказать, привносит в них нечто бальзаковское. Здесь не надо усматривать и намека на попытку сопоставлять творчество Станиславы Флешаровой-Мускат с творчеством великого французского романиста, но нельзя и отрицать, что в своих произведениях ей удалось показать пусть и нецелостную картину, пусть только отдельные, но все-таки довольно характерные и значительные социальные пласты быта и нравов польского общества, сформировавшегося после второй мировой войны, и как раз тут таится одна из главных причин неизменного успеха ее произведений. Ибо, что бы там ни говорили и как бы ни пытались порой внушить, будто читателя не интересует современность, в действительности жизнь современника, как неустанный, часто скрытый от поверхностного взгляда конфликт между реальной жизнью общества в целом и реальной жизнью в нем каждого отдельно взятого индивида, читателя интересует ничуть не меньше, чем вечные тайны бытия. Успехом своих произведений этот факт Флешарова-Мускат с полной очевидностью доказала. Доказала она тем самым и несостоятельность суждения, будто литература о быте — а не о бытии в его философском толковании — есть якобы бегство от насущных проблем действительности. Скорее, пожалуй, все-таки наоборот.