Нет, их только двое! Блюинг, старый осел, выдумал бог знает что. Девчонка — просто минутное увлечение, если вообще увлечение. Отец, возможно, совсем по другой причине не хочет ехать на гастроли, он же сказал Сэму, что ему не хочется работать, в конце концов, он имеет на это право, и никому не позволено его принуждать, если он хочет сделать перерыв в работе и отдохнуть. У каждого наступает такая минута, когда хочется сделать перерыв в работе и отдохнуть. И почему эта мысль не пришла ему в голову раньше?
— Хорошо! — говорит Джек без всякой связи.
— Что — «хорошо»?
— Я говорю: хорошо — пусть все будет как есть. Если тебе не хочется, не давай этих концертов.
Джереми улыбается:
— Разве Сэм послал тебя не затем, чтобы уговорить меня поехать на гастроли?
— Конечно, да! Но я не мальчик на побегушках у Сэма и порой имею собственное мнение.
— Интересно, в данном случае — какое?
«Не могу же я сказать, что мне его жаль, — думает Джек. — Не могу же я сказать ему, что не одобряю выдуманного им себе счастья, хотя от души хочу, чтобы он был счастлив. Может быть, никогда в жизни ему больше не захочется ничего такого…»
— Дорогой отец, — говорит он мягко, — просто я считаю: ты всегда знаешь, что делаешь.
— Спасибо!
— Хотя порой случается: отлично себе представляешь, что делаешь глупость, и тем не менее…
— А вот этого говорить не следовало.
— Прости!
Они снова смеются, а наблюдающие за ними Блюинг и мисс Гибсон не могут понять, что бы это значило.
— Пожалуй, мы сейчас и попрощаемся.
— Ты не пообедаешь со мной?
— Перехвачу что-нибудь по дороге в аэропорт. Возможно, удастся улететь каким-нибудь более ранним рейсом. А вообще, я хотел бы удрать от Сэма. Перед матчем мне нельзя нервничать, а разговор с ним наверняка выведет меня из равновесия.
— Я тоже так думаю.
— Будь здоров!
— Успехов тебе!
— Я пойду потихоньку, чтобы не привлекать внимания.
— Успехов тебе, Джек!
— Если будешь в декабре в Лос-Анджелесе, не заказывай гостиницу. Остановись у меня.
— Спасибо! Я так и сделаю, — говорит Джереми сыну. — До свидания, дружище!
Наконец вечер без фламенко. Прощальный ужин перед расставанием с Гранадой и завтра рано утром отъезд в Мадрид. Мисс Гибсон, как никогда оживленная после поездки с Джеком Асманом в аэропорт, просит всех — заботясь о надлежащем отдыхе своих подопечных — пораньше разойтись по комнатам, чтобы не меньше восьми часов поспать. Дамы чем старше, тем с большим упорством протестуют, но Сибилл непреклонна:
— Нам предстоит путь почти в пятьсот километров, дорога трудная: горные хребты, перепады высот и давления. Перед такой дорогой надо хорошенько выспаться и отдохнуть!
— Мы достаточно хорошо отдохнули! — не сдаются женщины.
И лишь Хуану удается всех примирить:
— В завершение вечера мы танцуем прощальное танго. Под гитары.
Между столами уже появились в длинных черных плащах студенты с гитарами. Плавно передвигаясь и нежно перебирая струны, они поют рвущую душу серенаду; слов никто не понимает, хотя они, несомненно, о любви и разлуке: разлука с Гранадой оставляет в сердце боль сродни той, какая терзает его, когда расстаешься с любимой. На столах в старинных серебряных канделябрах горят свечи, в бокалах золотится вино и даже запах перегоревшего оливкового масла из кухни — все это придает вечеру, о котором знаешь, что он последний и никогда, никогда больше не повторится, некую особую прелесть.
Доминика сидит между Асманом и Карлосом; Гарриет притащила на прощальный вечер в отель «Версаль» свою компанию, утром они тоже отправятся в путь вслед за автобусом американцев по восточным склонам Сьерра-Морено и Толедских гор на север — к Мадриду.
Карлос подпевает студентам, расхаживая вместе с ними по залу, возможно, он и сам прежде во время каникул пел серенады туристам и, наверное, неплохо смотрелся в плаще и с гитарой. Доминике жаль, что она его таким не видела и вообще уже больше не увидит, ей жаль даже Мануэля, жаль всего, чего уж не будет. И вдруг в голову ей приходит шальная мысль — задержать, продлить хотя бы на один день и только ради себя все то, что придавало этим последним дням неповторимое очарование и таинственную прелесть, чего никогда прежде в жизни не доводилось ощущать… Она не станет убеждать Асмана ехать на гастроли — не пойдет на поводу у этих старых квочек и этого беспардонного Блюинга: квочки не имеют права вмешиваться не в свои дела, а Блюинг пусть не воображает, будто она не поняла унизительности его предложения. Пусть все идет как идет, своим чередом — без просьб, уговоров и угроз, без капли рассудка — в этом вся прелесть. Когда еще кто-то будет способен из-за нее на безрассудства? Лукаш, конечно, ее любит и считает, что для нее этого вполне достаточно, Мануэль поначалу вызывал желание довести его до исступления, но быстро разонравился, Хуан ведет счет женщинам, как экскурсиям, и роман с ним был бы унизительным…
Читать дальше