— Разве она не прелесть?
В ту пору я ничего не знал о Мизинчике, а хотел знать все. Все мне узнать не удалось, но со временем я узнал достаточно много. Это было что-то вроде наглядного урока.
Дядя Тони, брат ее матери, тот самый, что привел девушку в гостиничный номер к Бадди и снял карточку ученицы с ее платья: «Тебе это не понадобится, Мизинчик», — был ее опекуном. Отец работал на фабрике в Маниле; Мизинчик жила с матерью и дядей Тони, с братом и сестрой в маленькой хижине в тесном трущобном предместье Сан-Антонио, на краю Себу-Сити. Дядя Тони стал ее первым любовником.
Тогда ей только сравнялось двенадцать. От сердца отлегло, едва девочка убедилась, что это дядя, а не кто-то чужой стоит на коленях возле ее матраса. «Это дядя Тони», — шепнул он. Матери не было дома: она работала в гостинице. Дядя сумел никого не разбудить, когда целовал ее, засовывая кисловатый на вкус язык ей в рот. Он просунул ей ладонь между ног, воткнул палец поглубже. Девочка лежала тихо, ошеломленная, считала про себя, стараясь успокоиться, надеясь, что это скоро прекратится.
Утром на столе появилась пара новых туфель в белой папиросной бумаге.
Мать только что вернулась с работы. Она велела:
— Скажи дяде Тони спасибо. Поцелуй его. Такой чудный подарок!
Она послушно поцеловала дядю Тони. Следующий раз наступил две недели спустя — мать работала по ночам неделю через неделю. Вернувшись домой из бара, дядя Тони принес ей розовые трусики и велел надеть. Ночью, когда малыши уснули, он выключил свет и приказал:
— Снимай!
Она не решалась, и тогда он сказал сердито:
— Кто тебе их подарил?
В темноте он прижался губами к ее губам и снова пустил в ход палец. Ей было неприятно, еще не прошла боль после первого раза — сильная боль, какой она никогда прежде не испытывала.
— Теперь можешь надеть. Это ведь подарок.
С тех пор всякий раз, когда мать уходила в ночную смену, дядя Тони укладывался рядом с племянницей на ее матрас.
— Держи! — говорил он. Она с трудом обхватывала пальцами эту теплую, набухавшую в ее пальцах штуку толщиной с ручонку ее младшего брата. — Крепче сжимай!
И снова этот липкий рот, настойчивый язык, дыхание, отдающее мясом и пивом. Сознание отключалось. Мизинчик принималась считать, считать до бесконечности. Она знала: через несколько минут все кончится, он оставит ее в покое. Только это всегда длилось дольше, чем она могла терпеть.
Она все время получала подарки. Иногда белье, блузку, платье, но чаще — сладости.
— Поцелуй дядю Тони, — говорила ей мать.
— Она не любит своего дядю Тони, — вздыхал дядя Тони.
— Нет, дядя Тони, я тебя люблю! — возражала Мизинчик.
Она боялась его до тех пор, пока не поняла: он не причинит ей зла, если она прижмется к нему и поцелует.
В школе девочки завидовали, дразнились, когда она надевала обновки, а уж когда у нее появились новые туфли, они и вовсе разошлись. У одноклассниц в тот год появились плееры, многие приходили в школу в наушниках. Мизинчик дождалась, чтобы мать в очередной раз ушла в ночное дежурство, и попросила у дяди Тони плеер. Он даже обрадовался, что ей, наконец, что-то понадобилось. На следующую ночь опустился на колени возле ее матраса и сказал:
— Открой рот!
Мизинчик послушалась. Она задыхалась, а дядя еще потребовал:
— Не молчи!
Но плеер она получила.
Все это время из соседнего домишки за ней неотступно следил старик Бонг-Бонг. Мизинчику шел тринадцатый год. Бонг-Бонг был хозяином этих трущоб. По тому, как он поглядывал на нее, Мизинчик догадывалась, что старик проник в ее тайну. Она боялась его.
— Иди ко мне, Мизинчик!
Она не двинулась с места.
— Если не придешь, я все расскажу твоей маме.
Что он ей расскажет? Много всего. Она вошла в дом Бонг-Бонга и словно сделалась совсем крошечной, потому что его дом был намного больше халупы, где жили они с матерью, и пахло здесь иначе. Бонг-Бонг посадил ее себе на колени, пристроил ее руки точно так, как делал дядя Тони. Наверное, и в самом деле подглядывал за ними.
— Ты знаешь, как это делается. Встань на колени.
Она боялась, что старик сделает ей больно, однако он не сделал ничего плохого, даже, к ее радости, управился быстрее, чем дядя Тони. Бонг-Бонг дал ей денег и заставил пообещать, что она придет еще.
Мало-помалу подарки Бонг-Бонга составили толстую пачку песо. Мизинчик копила их и прятала от матери — как бы она объяснила, откуда они взялись?
Школу она бросила, сказала родным, что нашла себе место, но на самом деле Мизинчик каждый день отправлялась в Себу-Сити и там присоединялась к стайке сверстниц. Большинству было лет по тринадцать-четырнадцать, некоторые чуть постарше. Одна подружка нашла тенистую галерею, где все они собирались. У этих девочек имелись приятели, такие, как дядя Тони или Бонг-Бонг, ничуть не хуже. Мизинчик тоже встречалась с этими мужчинами.
Читать дальше