Пол Теру: Чикагская петля

На Вест Адамс, в районе Лоуп, он едва не погиб. Он взглянул на Сирс Тауэр, и вдруг перед ним словно вырос автобус. Он увидел лицо водителя, искаженное гримасой ужаса, и услышал визг тормозов. В следующий миг у него в голове промелькнуло: и почему я остался жив?

Весь день Паркер Джагода бродил по району Лоуп. Он определил это для себя именно как «бродил». И он не откладывал никаких дел. У него просто не было ни их, ни планов. Это был залитый солнцем день начала июля. Блестящие электронные табло показывали 91 градус по Кельвину. Он ненавидел суету города, но жара и толпы людей вокруг, спешащих между огромными зданиями, придавали ему сил.

В толпе незнакомых людей Паркер всегда чувствовал себя счастливее. Многие из тех, кто знал его, желали ему только зла, а некоторые даже смерти. Те, кто когда-то были его друзьями, теперь завидовали ему и ждали момента позлорадствовать над его неудачами — ведь нет для слабого большей радости, чем злорадствовать над крахом сильного. Паркер знал, что его близкие друзья на самом деле настроены именно так. Он даже физически чувствовал флюиды этой зависти: волну низкочастотной вибрации, которая долетала до него из противоположного конца комнаты. Она похожа на знойное дуновение или на симптомы отравления медленно действующим ядом. Словно волна неприятного запаха или внезапная темнота. И если один из этих людей поворачивался к нему спиной, ему казалось, что эти волны исходят из затылка этого человека. Самоуверенный имидж Паркера, его энергичность, его семейный бизнес — со всеми доходами — злили этих людей до дрожи.

Что же ему оставалось делать? Только избегать их. Если Паркер был дружелюбен с ними, то это приводило их в бешенство. Его острый язык только усугублял ситуацию. Таким образом, друзей у него просто не было.

Теперь он был в глубоких раздумьях. Разве он бродил не с целью нарваться на это столкновение с автобусом, которое чуть не стоило ему жизни? Осознав, что он все-таки жив, Паркер решил, что это знак свыше. Ведь он должен был умереть — по-другому и быть не могло.

Он пришел в себя уже в маленьком баре на Саус Дерборн. Рядом сидела симпатичная незнакомка, неспешно потягивающая коктейль. Ее звали Ева.

Весь день Паркер думал, что слоняется от скуки. На самом деле он наблюдал за людьми. Будто прилетел на другую планету. Будто уже умер. Ему действительно столько лет? Ему не нравилось быть тридцатисемилетним. Он пытался представить, что делают все эти люди, и стал словно абсолютно чуждым этому миру, но не зомби, это он знал точно, — ведь он был любопытен и очень энергичен.

Сегодня Паркер был словно призрак. Его не замечал никто, но он замечал всех и все. Тоска сделала его невидимым и наполнила иронией, основанной на ненависти. Ему в голову приходили самые дерзкие и невероятные остроты, и он очень жива-представлял себе замешательство и боль, которые отразятся на лицах людей, если он озвучит их. Это чувство было ему знакомо. Счастье других людей всегда отзывалось в нем болью собственного одиночества.

С того момента, как он вышел из дома, он стал свидетелем того, что никто другой не замечал. Паркер умел видеть истину. Почему она не очевидна? Почему всегда скрыта, как самая страшная тайна? Он видел мужчину с искусным макияжем на лице (тонкая подводка глаз, неброские румяна, оттеняющие скулы, какая-то косметика на губах) и женщину со слегка прикрытыми татуировками: они проступали словно синяки через ткань ее легкой летней юбки — розочка на каждой ягодице. На охраннике у входа в ЛаСаль был парик. Был заметен фальшивый хохолок, на котором крепились искусственные кудри, лежавшие слегка набок. Этот человек был счастлив тем, как ловко он обманывает этот мир. На лице мужчины с макияжем тоже была улыбка. Женщина с татуировками преподносила себя как шлюху.

Паркер спокойно сидел у себя дома в Эванстоне, как вдруг, словно по сигналу, прозвучавшему у него в голове, вскочил и побежал на поезд. Он не успел на Северо-Западный экспресс, поэтому сел в обычную ободранную электричку, по которой сновали уборщицы, торопившиеся домой.