Пол Теру - Отель «Гонолулу»

В двадцать два года Бадди устроился в Сан-Франциско на торговый пароход и впервые отведал незабываемый вкус тихоокеанских островов. Однако работа моряка нелегка, а Бадди был чересчур ленив, и его часто наказывали. Он мстил, как умел: липкий сыр на крышке люка, сигнал тревоги в предутренний час под дверью старпома и, конечно же, личная печать Бадди — искусственное дерьмо в тумбочках у всех офицеров.

Бадди понимал, чем дело кончится, и ждал этого с нетерпением. Его манили тихоокеанские порты, потрепанные и вконец развращенные войной. В Нумеа его списали на берег за нарушение субординации. Бадди только рассмеялся и принялся учить французский. В Новой Каледонии он одним из первых проник в планы Франции насчет Индокитая — шел 1952 год, и французы набирали туземцев в свою армию. Бадди хозяйничал в баре и содержал любовницу. Он предложил свои услуги ЦРУ. Наступила эпоха преуспеяния.

Перебравшись затем на Таити, Бадди снискал всеобщую любовь, торгуя контрабандным виски, и женился на шестнадцатилетней. ЦРУ разыскало не выполнившего своих обязательств информатора и потребовало деньги назад. Бадди тут же возвратил должок — две тысячи долларов монетками по центу.

Иной раз его розыгрыши, особенно затеянные со зла, ничем не отличались от мести. Бадди много играл в карты, отчаянно и, как правило, удачно. Карты принесли ему отель «Гонолулу», и Бадди сделал это заведение популярным, впервые пригласив на Гавайи таитянских танцовщиц и организовав постоянное шоу на веранде у бассейна. Друзья во главе с Леммо позавидовали Бадди и, чтобы сбить с него спесь, замуровали вход в его офис — попросту заложили дверь кирпичом и закрасили кладку.

Бадди с хохотом пробился сквозь стену. Размашистая шуточка пришлась ему по вкусу. Объявив приятелям войну, он насквозь пронзил телефонным столбом жилище Леммо: столб вошел в окно с одной стороны дома и вышел с другой.

Однажды Бадди послал Пи-Ви на Таити за черным жемчугом. На обратном пути повара задержали в аэропорту: Бадди позвонил в таможню Гонолулу и сообщил, что Пи-Ви — известный вор, специализирующийся на драгоценностях. Он продолжал от избытка чувств подкладывать приятелям свиней и уговаривать толстяков съесть «ленточного червя», выкопанного поутру в саду.

Он затеял издавать журнал для молодежи «Несовершеннолетние Гавайи»: как и таитянские пляски, это предприятие служило предлогом для того, чтобы знакомиться с красивыми и не слишком застенчивыми девушками, однако журнал скоро прогорел. Какое-то время гостиница процветала благодаря поистине дьявольской энергии владельца, но потом на Гавайях начали строиться новые большие отели, и «Гонолулу» оказался уже не в центре, а на окраине Вайкики.

Одной из лучших своих шуток Бадди считал тот розыгрыш, когда на прощальном обеде он притворился, будто истолок вместо перца прах Стеллы, но, конечно, куда более удачной проделкой стало воскресение из мертвых. Многие приятели утверждали, будто заранее догадывались, что Бадди вернется, но, по крайней мере, таким образом он сумел внушить Мизинчику страх божий и сделать ее послушной женой.

— Это мой друг, — сказал Бадди Мизинчику, кивнув в мою сторону. — Он написал книгу. Иди сюда, ангел, поцелуй его.

Она засмущалась. Глядя на ее никак не отмеченное жизнью лицо, уловив взгляд, которым это странное существо будто впервые озирало мир вокруг себя — озирало без интереса, скорее даже с отвращением, — я понял, почему Бадди называл ее ангелом: неопытная, невинная девочка, почти ребенок, еще не научившаяся тому грубому языку, на котором разговаривает с нами жизнь.

Своей позой, сгорбленными плечиками, девушка напоминала только что пойманную, нахохлившуюся птицу: она все еще дрожит от страха, сердце яростно колотится. Из-за маленького роста Мизинчик казалась моложе своих двадцати трех лет. Она носила футболку и джинсы, обтягивавшие узкие бедра и длинные паучьи ноги. Если женщину делает женщиной исходящий от нее соблазн, то трудно придумать что-либо более далекое от кокетки, чем мальчик-подросток, а она в своей бейсболке выглядела точь-в-точь как игрок младшей лиги.

— Вот забавно, — поделился со мной Бадди, — нынче утром она возилась в столовой совершенно одна. Наткнулась нечаянно на стол, ваза слегка покачнулась. Я в это время был внизу в сортире и слышал, как она твердит: «Извините!» Перед пустой комнатой извиняется. Трогательно, как по-твоему?

На лице Мизинчика не отражалось ничего, кроме юности. Улыбка была подкупающе доверчивой. Она радовалась, что Бадди взял ее в жены, держалась за его руку, словно еще одна дочка, пряталась в его тени, словно любимая собачка. Не так ли мы порой представляем себе ангелов?