Пол Теру - Отель «Гонолулу»

Мизинчик Рубага бо́льшую часть дня проводила у себя в комнате, выходила только сменить свечи перед фотографией Бадди. Она ставила в вазу свежие цветы, обвивала новой гирляндой портрет. Була подметил, что Мизинчик собирает поспевшие плоды манго с дерева возле дома. Зачем они ей понадобились?

Ронда помогала по хозяйству, никому не мозоля в особенности глаза: быстро разобралась, что тут к чему, и могла вымыть посуду и расставить ее по местам, не спрашивая указаний.

Однажды утром за общим столом возник еще один незнакомый молодой человек.

— Тони Маланут, — представился он, опираясь локтями на стол, ухмыляясь и уплетая за обе щеки.

Сын Ронды знай пихал себе в рот кусочки послаще, облизывая короткие пальцы, позвякивая браслетом с выгравированной надписью: «Тони Маланут». Невысокий, коренастый, на вид лет двадцати с большим гаком, клочковатые усики, здоровенная квадратная голова, темные, глубоко посаженные глаза. На поясе у парня побрякивала связка ключей: они придавали ему праздный и самодовольный вид.

— Это твой красный пикап? — поинтересовался Була.

Тони кивнул, полный рот мешал ему ответить. Проглотив, он похвастался:

— «Додж Рэм». Турбо. Грузовой.

— Ты проезд перегородил, — сказал ему Була. — Отгони.

Дом заполонили чужаки. Ронда мыла пол, Мизинчик меняла свечи в святилище, теперь еще Тони возился со своим грузовичком. Работа не принижала этих людей, не превращала их в слуг — напротив, она словно облекала их полномочиями. Когда Ронда вытирала пыль, казалось, она присваивает себе каждую вещицу, любовно полируемую ее тряпкой.

— Как я горюю о папе, — вздыхал Була.

— Я тоже горюю о нем, — подхватила Мизинчик.

— Разве можно горевать о человеке, которого ты знала всего два-три дня?

— Пять дней, — поправила его Мизинчик, — а еще пять ночей.

Була и Мелвин оставались жить в доме. Они сердились на отца, который навязал им эту женщину, а еще больше сердились за то, что он умер. Дела безнадежно запутались, дверь в комнату Бадди оставалась запертой, банковский счет заморозили до тех пор, пока не будет прочитано и подтверждено завещание. Главным капиталом Бадди был отель «Гонолулу», так что эта история затрагивала и меня. Завещание Бадди представляло собой загадку для всех. Мелвин, душеприказчица Бадди, отказывалась что-либо обсуждать, следуя примеру отца, которому суеверие запрещало говорить о завещании вслух.

Я не мог разделить их скорбь, а потому держался подальше от дома Бадди. Однажды я проезжал мимо — мы с Милочкой и Роз направлялись на пикник на северный берег — и увидел у дороги молодую женщину. На деревянном столике перед ней лежали зеленые плоды. Сначала я обратил внимание на ошибку в сделанном от руки плакатике: «мангу», а потом и на саму женщину: то была Мизинчик, вдова Бадди.

— Она сказала, ей нужны деньги, — пояснил Була при следующей встрече.

Чужаки все привольней чувствовали себя в доме. Тони Маланут усвоил манеру сидеть на террасе и любоваться волнами, задрав ноги на перила. Вид его босых ступней приводил Булу в бешенство. На этом самом месте прежде сидел Бадди, держа в одной руке стакан с выпивкой, а в другой — сердечко с прахом Стеллы, дожидаясь, когда мелькнет в закатном небе зеленый луч.

Фотография Бадди закоптилась от пламени свечей, рама покорежилась, но женщины по-прежнему нагромождали на столе перед ней цветы и свечи.

Була позвонил Джиммерсону. Он попытался поделиться с адвокатом своими тревогами, но посреди разговора у него перехватило горло, он всхлипнул раз, другой.

— Вижу, ты очень обеспокоен, — перебил его Джиммерсон. — Я как раз собирался тебе звонить. Ее адвокат связался со мной, интересовался завещанием.

Слезы у Булы мгновенно просохли, челюсть отвисла.

— То есть как — «ее адвокат»? — прошептал он.

Для чтения завещания семья собралась в зале заседаний в конторе Джиммерсона. Дети Бадди заняли первый ряд стульев, Мизинчик, Ронда, Тони и Пагал, их адвокат, немолодой филиппинец с изнуренным морщинистым лицом, держались позади. На коленях у адвоката лежал старый, потрепанный кейс.

— Джимми, пока мы не начали, я хочу кое о чем спросить, — сказала Мелвин. — Я думала, это семейное дело, охана.

— Как скажете.

— Тогда что здесь делают все эти люди?

— Позвольте напомнить вам, что перед вами — миссис Хамстра, — вмешался Пагал, адвокат.

И тут боковая дверь распахнулась, и послышался чей-то голос:

— Вроде тут назвали мое имя?