Пол Теру - Отель «Гонолулу»

Семья замерла в ожидании — только младшие ребятишки, как обычно, дразнили друг друга, хихикали, раскачивались на стульях и болтали, заполняя паузы в молчании взрослых. Мизинчик робко попросила попить. Ей поднесли сок гуавы.

Она понюхала какой-то цветок.

— Приятно пахнет. Иланг-иланг.

Она ошиблась. Не стоило демонстрировать свои знания в этом доме, где любили цветы и хорошо в них разбирались.

— Пак-лан, — поправила ее Мелвин. Мизинчик съежилась, увяла и вновь посерела.

В тот же день, когда стало известно об исчезновении Бадди, Джиммерсон, его поверенный, запер и опечатал дверь его кабинета. Там хранились личные вещи Бадди, в том числе драгоценности Стеллы, фотографии, сувениры, стеклянные поплавки от сетей, рыбные ловушки, переделанные в светильники, редкие растения в горшках, телевизор с огромным экраном, кровать с пологом, возлежа на которой Бадди устраивал приемы, папки с бумагами и сейф.

Мизинчика провели в гостевую спальню на втором этаже. Она закрыла дверь и осталась сидеть там. Иногда из-за двери долетали рыдания. Через два дня Мизинчик спустилась вниз, цепко хватаясь за перила. Казалось, она не уверена в себе, напугана, даже вроде нездорова — не то чтобы больна, а как будто ее на море укачало: шла, шатаясь, словно под ногами вздымалась палуба. Под слоем косметики лицо ее приняло зеленоватый оттенок.

Отыскав в кухне телефон, Мизинчик принялась набирать какой-то номер, поглядывая на зажатый в руке клочок бумаги.

— У тебя есть тут знакомые? — вытаращилась на нее Мелвин.

— Мы познакомиться в самолет.

Мелвин отвернулась от мачехи, Була тоже. Глаза их встретились, взгляды выражали неодобрение и какую-то пока еще смутную тревогу.

— Это миссис Мизинчик Хамстра, — проговорила женщина в трубку.

Все прислушивались к разговору. Мизинчик перешла на родной язык; судя по интонации, сперва она о чем-то робко расспрашивала, потом заговорила визгливо, настойчиво, всхлипывая, принялась что-то объяснять. Эта страстная речь была похожа на молитву, прочитанную задом наперед на черной мессе.

Дети Бадди не знали языка, который они сочли филиппинским, и тщетно прислушивались к горестному и бурному потоку слов, порой сменявшемуся отрывистыми, похожими на лай репликами.

Молодая женщина изливала кому-то свое горе, она попала в безвыходную ситуацию, человек, с которым она свела знакомство в самолете, уже казался ей другом и спасителем. Чтобы понять это, не требовалось знания языка.

Повесив трубку, Мизинчик уставилась в пространство, глаза ее то блестели, то затуманивались.

— Собираешься пригласить к нам эту женщину? — спросил ее Була.

Он даже это сумел угадать: Мизинчик звонила приятельнице постарше, она пригласила ее сюда, в дом, и та приняла приглашение.

Намеренно ли Мизинчик принялась играть своим обручальным кольцом, так и эдак поворачивая его на тонком пальчике, любуясь блеском камня? Она вроде бы колебалась, набиралась решимости, чтобы ответить пасынку. Никто не пришел ей на помощь, и, почти ломая руки, Мизинчик заговорила: она просила дать ей что-нибудь, какую-нибудь вещь, принадлежавшую Бадди.

— Реликвия для память, — сказала она. — Часы, например.

— Часы были на нем, когда он утонул, — ответила Мелвин. — Бедный старый колохе.

— Этот дом — память о нем, — подхватил Була. — Ты стоишь посреди реликвии, сестренка.

Они печально задумались, как много изменилось для них после смерти Бадди. Здесь, на берегу моря, глядя влажными глазами на волны, они думали теперь не о море, а об отце, телом которого играют эти волны. Тело гложут рыбы, оно разбухло от воды, не вмещается в костюм. Иногда море выбрасывало такие трупы на берег: они видели поутру их слепые глаза, опухшие сизые губы. Ужасно думать, что отца попросту сожрали акулы.

Приятельницу Мизинчика звали Ронда Маланут. Она появилась на пороге с большой сумкой в руках. Смуглая, пухленькая, верхняя часть тела перевешивает нижнюю: ноги тощие, живот — что котел, широкое, плоское, бесформенное лицо. Когда она смеялась хищным смехом, сверкал одинокий золотой зуб; когда она улыбалась, хитря, зуба видно не было.

— Я приехала повидать Мизинчика.

Ее сумка была набита свечами. В то же утро на столе в комнате с видом на океан женщины устроили святилище Бадди. Бадди улыбался с портрета в рамке с подписью: «Будь со мной, Мизинчик, я те задницу шелком обтяну». Вокруг горели десятки вотивных [33] Вотивные свечи ставят в церкви перед иконами. свечей, стол был усыпан цветочными лепестками.