Пол Теру - Отель «Гонолулу»

Чип в темноте проехал к заливу, однако, проскочив мимо прибрежного парка и так и не увидев впереди ни одного автомобиля, он сообразил, что Амо съехал с шоссе и погасил огни. Чип повернул назад, увидел на дороге машину Амо и затормозил, преградив ему въезд в парк. Амо попал в ловушку. Он выскочил из машины и попытался бежать, но Чип опередил его, поймал, нанес удар. Раздражение и гнев, еще усиленные долгой погоней, переросли в неконтролируемую ярость. Чип обхватил Амо сзади, ломая, душа его в чудовищной пародии на любовные объятия, и вынудил португальца опуститься на колени. Не выпуская его, он и сам опустился на колени за его спиной, уперся одной рукой в землю, чтобы не потерять равновесие, и нащупал осколок вулканической породы, как раз по руке. Этим камнем он ударил Амо в лицо, ободрал ему кожу на голове. Амо тяжело рухнул, оглушенный, и как-то странно захрипел.

Этот акт насилия немного успокоил Чипа, он поднялся, задыхаясь, дрожа от странного озноба, постоял, покачиваясь, жадно втягивая в себя воздух. Раненый тем временем зашевелился, ожил, приподнялся и — вот это было ошибкой — попытался сквитаться с Чипом. Не вставая, Амо схватил Чипа за ноги и принялся кусаться. Чипа вновь охватила ярость. Камень все еще был у него в руках. Стоя, теперь уже не в позе насильника, а скорее в позе человека, отбивающегося от насильника, он начал камнем наносить удары по цеплявшимся за него рукам и по голове — слишком много ударов, слишком сильные удары, и любой из них мог оказаться смертельным.

Но едва Амо рухнул, как Чип попытался вновь вдохнуть в него жизнь. Кровь, такая липкая, такая черная в темноте ночи, внушала ему ужас. Чип почти не видел ее, но все время ее чувствовал. Все, чего он касался, было пропитано кровью, все сделалось скользким и скверно воняло, как слегка подгнившая рыба. Это жизнь вытекала из его любовника на песок приморского парка под раскаленным безлунным небом.

Чип втащил тело Амо в машину, запихнул его на заднее сиденье. Сперва он хотел там его и бросить, но тогда покойника нашли бы сразу: оставлять машину в этом месте после заката запрещалось, полиция Кахуку патрулировала парк. Чип поехал в сторону Пуналуу. На заднем сиденье лежало сложившееся вдвое тело. В голове Чипа вертелась одна фраза: «Труп был найден на поле сахарного тростника». Обычное сообщение в вечерних новостях. Трупы подбрасывали на плантации сахарного тростника, поскольку высокий густой тростник превращал эти поля в непроходимый лабиринт. Убитых не находили неделями, месяцами, пока не наступала пора срезать тростник. Иногда тела пропадали навеки: дикие свиньи с большими клыками пожирали их вместе с костями, и оставались только клочья одежды да резиновые сандалии. До сбора урожая — несколько недель, а к тому времени Чип успел бы добраться до материка и скрыться.

Если б он бросил Амо в море, с побережья Кауэла или Ваймеа, мертвеца прибило бы волной к тому или иному пляжу. Море ничего не желало хранить, даже тела, выброшенные с борта кораблей, выносило на берег вместе с порванными рыбацкими сетями, пластиковыми бутылками и прочим мусором.

Да, нужно было ехать на тростниковое поле, но самые большие плантации располагались возле Вайалуа, по ту сторону ржавой сахарной мельницы. Еще не наступила полночь, тоненький серебряный полумесяц не достиг зенита, машин на дороге почти не было. Чип быстро проехал через Кахуку, потом вверх на гору к Пупукеа, остановился в лагере бойскаутов в конце дороги. Его трясло, он не мог вести машину дальше. Неплохое местечко, чтобы передохнуть пару часов, но труп тут не спрячешь.

Чип задремал, потом проснулся и громко откликнулся: «Да? Что?» — ему почудилось какое-то бормотание, даже не бормотание, а отдельные, быстрым шепотом произнесенные слова. Странный голос напугал его. По ту сторону горы Вахиава горели уже не фонари, а рассвет начинавшегося дня. Он опоздал, ему уже не спрятать труп! Чип вытащил из багажника подстилку, с которой ходил на пляж, и накрыл ею тело, а потом поехал вниз по дороге. В Акульей бухте он умылся, в супермаркете «Фудленд» купил новую футболку и чашку кофе.

Он ездил кругами, твердя себе, что нужно сегодня же покинуть острова, бежать на материк, затеряться там, даже матери не сообщать о своем местонахождении. Плантация сахарного тростника уже не могла его выручить. Чип повернул в ту сторону, где дорога искажалась и казалась влажной от поднимавшегося над ней марева.

— Надо что-то придумать, — сказал он вслух.