Филип Рот - Заговор против Америки

К нам на первый этаж должна была въехать семья из четырех человек — отец, мать, сын и бабка — по фамилии Кукузза. Поскольку мой отец много лет проработал в Первом округе, собирая жалкие страховые взносы с преобладающих в тех местах итальянцев, он уже был шапочно знаком с новыми жильцами, и поэтому, вернувшись утром с работы уже после того, как мистер Кукузза, ночной сторож, перевез домашний скарб с прежней квартиры без горячей воды в многоквартирном доме на боковой улице неподалеку от кладбища Гроба Господня, он остановился на площадке первого этажа посмотреть, признает ли в нем — перепачканном и, разумеется, не в костюме с галстуком — старуха-итальянка того самого страхового агента, что продал ее покойному мужу полис, на деньги, полученные по которому, его в итоге и схоронили.

Другие Кукузза — родственники наших, переехавшие из точно такой же квартиры в Первом округе в опустевшую квартиру за три дома через дорогу, оказались семейством куда более многочисленным: трое сыновей, дочь, родители и дед, — и, соответственно, гораздо более шумным и бесцеремонным. По мужской линии они состояли в родстве с Ричи Боярдо по прозвищу Башмак — гангстером, контролировавшим районы Ньюарка, заселенные итальянцами, и на ниве оргпреступности — единственным серьезным конкурентом Лонги Цвилмана. Да и сам глава семейства Томми Кукузза был «быком» и, подобно своему уже удалившемуся на покой отцу, работал гардеробщиком в принадлежащем Боярдо модном ресторане «Замок Витторио» — в часы, свободные от сбора дани с трактирщиков, цирюльников, сутенеров, профессиональных игроков и пушеров трущобного Третьего округа, главным образом негров, причем его рэкет был замаскирован под как бы добровольную подпольную лотерею. Даже в отрыве от вероисповедания (а были они, понятно, католиками), «другие» Кукузза едва ли могли сойти за желанных соседей, особенно для семьи с двумя сыновьями-подростками, — и отец за воскресным завтраком подчеркнул себе и нам в утешение, что Ротам еще повезло, раз мы получили в качестве соседей по дому не лотерейщика с его тремя сыновьями, а ночного сторожа с одним-единственным одиннадцатилетним — уже зачисленным в католическую среднюю школу и вообще вроде бы хорошим мальчиком, у которого проблемы со слухом и который не имеет ничего общего со своими хулиганистыми кузенами. В Первом округе все четверо детей Томми Кукузза ходили в тамошнюю школу, но теперь они вместе с Джоем из нашего дома будут ездить в католическую, лишь бы не оказаться в местной — кишмя кишащей башковитыми еврейчатами.

Поскольку мой отец покинул работу всего через пару часов после убийства Уинчелла и, пропустив мимо ушей яростные возражения дядя Монти, помчался домой, остаток вечера мы провели вчетвером за кухонным столом, у радиоприемника, в ожидании новостей или хотя бы подробностей. И тут к нам в гости пришли с черного хода «наш» Кукузза и его сын Джой. Они постучались и некоторое время простояли на площадке, пока мой отец не понял, кто именно к нам пожаловал.

Мистер Кукузза был лысым громадным дядькой шести с половиной футов ростом и больше двухсот пятидесяти фунтов весом; он пришел к нам в униформе ночного сторожа — темно-синяя рубашка, тщательно отутюженные темно-синие брюки на подтяжках и вместе с тем на ремне — и оказался с головы до ног увешан самым странным снаряжением, какое мне когда-либо доводилось видеть и до него дотрагиваться — общим весом в несколько фунтов. Две связки ключей, размером с ручную гранату каждая, висели у него по бокам, поверх брючных карманов; самые настоящие наручники и специальные часы в черном чехле были приторочены к поясу. С первого взгляда я принял эти часы за бомбу — и ошибся, — но уж пистолет в кобуре опознал без ошибки. Длинный ручной фонарь, который вполне мог послужить небольшой дубинкой, торчал у него из заднего кармана, а на рукаве рубашки имелась треугольная нашивка со сделанной синими буквами надписью «Особая охрана».

Джой тоже вымахал — всего на два года старше меня — и гораздо выше, и наверняка вдвое тяжелее, и выглядел он, по-моему, ничуть не менее интригующе, чем его отец. На правом ухе у него был наушник, похожий на изжеванную, а затем раскатанную жевательную резинку, от наушника шел проводок к черному приборчику с номеронабирателем, как у телефонного аппарата, а сам приборчик находился в нагрудном кармане; еще один проводок шел к батарейке размером с сигарету кинг-сайз, находящейся в кармане брюк. А в руках он держал пирог, который его мать спекла в подарок моей.