Филип Рот - Заговор против Америки

— Селдон…

— Скажи ему, что ты по нему скучаешь, — шепнула мне мать.

— Мама! — вскипел я.

— Скажи ему это, Филип!

— Я скучаю по тебе, Селдон.

— Тогда, может, зайдешь, и мы перекусим? Я хочу сказать, тебя так здорово слышно, ты, наверное, и впрямь где-то на улице.

— Нет, это междугородный звонок.

— А который у вас сейчас час?

— У нас… без десяти шесть.

— Значит, и у нас без десяти шесть. Мама должна вернуться к пяти. Самое позднее — к полшестого. А однажды она пришла домой в девять вечера.

— Селдон, — сказал я, — а ты слышал, что убили Уолтера Уинчелла?

— А кто это такой?

— Погоди, дай мне закончить. Уолтера Уинчелла убили в Луисвилле, штат Кентукки. В твоем штате. Сегодня.

— Мне очень жаль. А кто он такой?

— Ваши три минуты истекли, — вмешалась телефонистка.

— Это твой дядя? — спросил Селдон. — Это тот твой дядя, который к вам заходил? И его убили?

— Нет, это не он. — И тут я подумал, что, приехав в Кентукки и оказавшись там в полном одиночестве, Селдон стал таким, словно это его, а вовсе не меня, лягнула в голову лошадь. Заторможенным. Недоделанным. Дурачком. А ведь он был у нас самым умным парнем во всем классе!

Мать забрала у меня трубку.

— Селдон, это миссис Рот. Я попрошу тебя кое-что записать.

— Ладно, только я схожу за бумагой. И за карандашом.

И он куда-то исчез. Исчез надолго.

— Селдон? — окликнула моя мать.

Молчание.

— А вот и я, — сказал он наконец.

— Селдон, давай записывай. Этот разговор и так влетает в копеечку.

— Прошу прощения, миссис Рот. Но мне надо было найти карандаш. Я ведь сидел на кухне. Я перекусывал.

— Селдон, запиши, что миссис Рот…

— Хорошо.

— …позвонила из Ньюарка.

— Из Ньюарка. Здорово. Хотелось бы мне вернуться в Ньюарк и жить на старом месте. Я ведь, знаете ли, спас Филипу жизнь.

— Миссис Рот позвонила из Ньюарка удостовериться…

— Погодите минуту. Я не успеваю.

— …удостовериться, что все в порядке.

— А что, разве что-нибудь не в порядке? Я хочу сказать, у Филипа все хорошо. И у вас тоже все хорошо. А у мистера Рота все хорошо?

— Да, Селдон, спасибо тебе за этот вопрос. Скажи матери, что поэтому я и звонила. Тут у нас абсолютно не о чем беспокоиться.

— А мне надо о чем-нибудь беспокоиться?

— Нет, не надо. Просто сиди перекусывай.

— Мне кажется, сушеными финиками я уже объелся, но все равно спасибо.

— До свидания, Селдон.

— Но вообще-то я их люблю.

— До свидания, Селдон.

— Миссис Рот?

— Да?

— А Филип приедет навестить меня? На следующей неделе у меня день рождения, а мне некого пригласить на вечеринку. Со мной в Данвилле никто не дружит. Мальчики называют меня Селедкой. Мне приходится играть в шахматы с шестилетним малышом. Он живет в соседней квартире. Он единственный, кто со мной играет. Малыш. Я научил его правилам, а он все равно делает невозможные ходы. И первым делом выводит королеву. Я все время выигрываю у него, но это неинтересно. А больше мне играть не с кем.

— Селдон, сейчас трудные времена. Трудные времена у всех. До свидания, Селдон.

Она положила трубку на рычажки и начала тихонько всхлипывать.

Всего несколькими днями раньше, первого октября, в две квартиры по Саммит-авеню, освобожденные еврейскими семействами, отправившимися в сентябре в глубинку по программе «Гомстед-42», — одна прямо под нами, а другая — за три дома через дорогу, — въехали итальянцы из Первого округа. Переехали они тоже не совсем добровольно, однако пилюлю им подсластили, предоставив пятнадцатипроцентную скидку по квартплате ($6,37 из ежемесячных $42,50) на пятилетний период, причем разницу должен был выплачивать домовладельцу департамент по делам нацменьшинств — разовой выплатой за первые три года и ежегодно в остальные два. Всё это осуществлялось в рамках до поры до времени не преданной огласке подпрограммы «Добрососедство», призванной способствовать постепенному — и постепенно нарастающему — заселению неевреями наших «гетто» с тем, чтобы увеличить американскость всех вовлеченных в подпрограмму сторон. Однако наши родители и даже кое-кто из учителей в открытую говорили о том, что подлинная цель «Добрососедства» (как и программы «С простым народом») заключается в том, чтобы ослабить солидарность еврейских общественных организаций и мало-помалу свести на нет слаженное голосование еврейского электората на выборах любого уровня. Выселение евреев по программе «Гомстед-42» и вселение неевреев в густо населенные евреями районы по подпрограмме «Добрососедство» были распланированы по времени так, чтобы к началу второй избирательной кампании Линдберга и в канун окончательного решения «еврейского вопроса» христиане получили большинство как минимум в половине из двадцати крупнейших на данный момент округах массового еврейского проживания.