Александр Проханов - Скорость тьмы

Мальтус втягивал ноздрями запах разъятой плоти. Вид крови странно его веселил, словно он надышался «веселящего газа». Рассеченное тело было образом расчленяемой проклятой страны, от которой исходила угроза миру и ему, Мальтусу, с его великой космогонией, столько раз попираемой и отвергаемой этим странным несусветным народом. Он желал, чтобы скорей состоялось расчленение России. Чтобы ее обессиленные, беспомощные ломти вошли в состав других цивилизаций, освободив его, Мальтуса, от вечного страха.

Хирург поддел сердце, рассек сосуды, словно отделяя клубень от корней, вынул сердце из груди. Оно лежало на ладони хирурга, глянцевитое, в слабых биениях. Напоминало красное, лишенное скорлупы яйцо, в котором бился птенец. Ассистенты поднесли прозрачный пакет, и хирург окунул в него сердце, слил его, и оно наполнило своей тяжестью прозрачную оболочку. Его понесли к хромированному шкафу. Открыли створку, за которой обнаружилась сложное переплетение трубок, жгутов, крохотных вентилей. Дохнул холодный пар. Сердце поместили в сейф, где оно, окруженное холодом и питательной влагой, будет оставаться несколько часов, пока его ни доставят в другую операционную. Больное, сгнившее сердце вырежут из груди человека и посадят новое, как сажают клубень в грядку. Из нового сердца в человеке вырастит новая жизнь, и ему будут являться странные сны, будто в нем поселилась чья-то безвестная немая душа.

Не было тайны. Не вырвался из сердца таинственный «русский дух». Не случилось долгожданной разгадки. Сердце было комком материи, красным мясом, в которое можно было ткнуть пальцем, с силой сжать, или выбросить в форточку, чтобы оно упало на грязную землю, где его сжуют бездомные собаки.

Мальтус испытал разочарование, словно его долгие годы обманывали. Шептал стих Тютчева: «Ведь может статься, никакой от века загадки нет и не было у ней». Одновременно чувствовал облегчение. Многолетние страхи его оставили. Гнет неразгаданных подозрений и глухих предчувствий рассеялся. Он испытывал телесную легкость, какую должен испытывает человек, плавая в водах Мертвого моря.

Ассистенты крутили винты, раздвигая разрез. Растворяли в животе темную полость. В полости, похожей на корыто, вздувались голубые кишки, розовые пленки, желтые студенистые сгустки. Хирург по локоть погружал руки в пузырящееся месиво, словно вылавливал что-то, утонувшее на дне корыта. Запах парного нутра усилился, вызывая у Мальтуса отвращение. Но это отвращение лишь усиливало чувство облегчения, — страна, которую он боялся, которая была вечной угрозой миру, не являлась воплощением могущества и духовной мощи. Она была мертвой рыбой, бессильно лежащей между трех океанов, и ее потрошили и чистили, соскабливали чешую, выдирали кишки и пузырь, а она тупо колыхалась, бессмысленно пучила глаза, открывала и захлопывала липкие жабры.

Хирург уловил среди скользких сгустков невидимую добычу. Стал ее извлекать. В его руках оказалось коричневое глянцевитое тело, опутанное сосудами, перепонками, мокрое, стеклянно-сияющее. Мальтус понял, что это печень. Молодая, переполненная свежей кровью, похожая на экзотический плод, она была столь привлекательна, имела такой завораживающий смугло-алый цвет, что захотелось отрезать от нее тонкий ломтик и взглянуть на срез. Увидеть плотную фактуру, упругое сочное вещество. Это желание странно повлекло за собой другое, — кинуть отрезанный ломтик на сковородку, услышать, как он зашипит, станет терять вишневый цвет, окутается душистым паром. Наколоть ломтик на вилку и попробовать на вкус, убедившись, что это вкус свежего ливера.

Мальтус почувствовал слюноотделение и испугался проявившемуся в нем инстинкту, которого прежде в себе не знал. Первобытное, каннибальское вдруг всплыло в нем. Поедание печени поверженного врага было спасительным ритуалом, когда инстинкты еще не были опоясаны множеством табу, и жизнь вольно переплескивалась из зверя в человека, из человека в камень, из камня в звезду небесную. Эта мысль вызвала в нем восторг раскрепощенного разума.

Ассистенты поднесли прозрачный пакет, и хирург опустил в него печень, скользнувшую, как покрытый слизью налим. Пакет с темно-вишневой печенью поместили в хромированный шкаф, дохнувший морозным паром.

Из девушки извлекали почки, — два округлых клубня, висящие на зыбких отростках. Они были похожи на мелкий семенной картофель с проросшими в темноте стеблями. Глядя, как добытый орган опускают в питательный раствор и помещают в хромированный сейф, Мальтус подумал, что вот так же в ангаре разбирают на запасные части угнанный Мерседес. Человек, подобно машине, состоит из арифметической суммы деталей, которые образуют функциональное единство. Нет никакого духа, нет никакой души, нет преступления, ибо извлеченные из одного человека запчасти, вставляются в корпус другого, продлевая его механическое функционирование. Это открытие казалось Мальтусу дерзновенным и богоборческим. Думая так, он восставал против устойчивых предрассудков. Преступал черту. Был дерзким новатором. Мог подвергнуться гонениям со стороны мракобесов. Мог пострадать и взойти на костер, как это было во времена инквизиции. Думая так, он чувствовал свою свободу и раскрепощенность, обретал могущество не обремененного заблуждениями знания.