— Хочу тебе объяснить, что произошло, почему я так перед тобой согрешила, — сказала она.
— Не говори ничего. Люблю тебя, — ему не нужна была никакая правда, кроме той, что он ее любит, и она снова с ним рядом.
— Я вдруг испугалась какой-то ужасной тьмы, которая подстерегала меня. Она налетала, грохотала, как тот грузовик-убийца, что убил моих маму и папу. Я хотела от нее уклониться. Чтобы она промчалась мимо и меня не задела. В этой тьме, как фары, светили огненные глазища, искали меня повсюду. Я хотела спрятаться, изменить лицо, туалет, прическу, чтобы остаться неузнанной, чтобы эти всевидящие глазища меня не узнали.
— Нет никакой беды, дорогая.
— Мне казалось, что это глазастое чудище увидало нас вместе, и хочет нас обоих сгубить. Я подумала, если я отбегу от тебя, и мы окажемся порознь, то чудище нас не отыщет. Я спасала и тебя и себя.
— Вот и спасла. Нет никакого чудовища.
— Нет, я не сказала всей правды. Я вдруг подумала, что это чудище ищет тебя. Если я останусь с тобой, оно и меня убьет. Я предала тебя. Покинула тебя, чтобы самой уцелеть. Я ужасная грешница. Ты меня презираешь?
— Но ты же вернулась, — он смотрел на ее близкое светящееся плечо. Незаметно, чуть слышно подул, и там, куда долетело дыхание, свечение усилилось.
— Я вдруг поняла, какое предательство совершила. Ты — герой, сражаешься за Родину. Тебя окружают враги. Ты изнемогаешь, а я оставила тебя одного. И от этого так стыдно, так страшно. Побежала к тебе, хотела упасть перед тобой на колени. Ты простил меня?
— Это счастье, что ты вернулась.
— Буду с тобой. Буду тебя заслонять. Пули, которые летят в тебя, пусть в меня попадают. Лучше погибну я, а не ты.
— Никто из нас не погибнет. Вещий старец молится за нас. Мы верим, а значит, спасемся.
— Ты прав, ты прав, наша православная вера, наши чудесные молитвы, дивные иконы и храмы. Даже разрушенные и затопленные, они несут в себе благодать. Русская вера — это такое богатство, такое утешение. А русская поэзия, русская проза, — разве это не вера? Разве не проповедь о жизни вечной, о пасхальном воскресении? А русская природа, наши дубравы, наши осенние золотые леса, наши снежные холмы, — они, как белые храмы, золотые иконостасы, огненные лики святых. Такое счастье, что мы живем в России.
— Мы все равно одолеем тьму. Сбросим этот кошмар. Веруем, а значит, спасемся.
— Ты так чудесно сказал. Россия никогда не исчезнет. Ведь помимо земной, есть еще Россия небесная. Это русский Рай, где собрались все русские герои и праведники. Ты — герой, ты будешь в русском Раю.
— Мой Рай, когда ты рядом со мной.
— Русский мужчина должен совершить героический подвиг, и тогда его встретят в Раю. Русская женщина должна принести себя жертву, и тогда ей, мученице, откроется русский Рай. Я все думаю о великих русских мученицах. Об Авдотье Рязаночке. О боярыне Морозовой. О Зое Козмодемьянской. Могу ли я с ними сравниться?
— Не надо тебе с ними ровняться. Ты рождена для другого. Ты будешь моей женой. Родишь мне детей. Передашь нашим детям все лучшее, чем тебя одарила природа. Научишь их любить красоту, русские стихи, русскую природу. Мы будем путешествовать по волжским городам, самым прекрасным в мире. Будем стариться, и смотреть, как растут наши дети.
— Я знаю, я скоро умру. Но мне умирать не страшно. Ты меня любишь. Нас ждет русский Рай. Это наша Молода, которую мы воскресим.
Он пробовал ей возразить, но она положила ладонь ему на лоб, и тихое тепло и свечение снизошли на него, словно чудесное сновиденье, и он закрыл глаза.
Они лежали в деревенской избе под холщевым пологом, сквозь который бледно сочилось солнце. Сенник под ними звенел и чудесно пел от любого движения, будто каждый сухой стебель имел свой звук, свою тихую музыку. Он слышал, как шелестит в подушке клевер, сквозь наволочку исходят горькие ароматы, и это был запах прошедшего лета. Изба, просторная и сухая, окнами смотрела на тракт. Он слышал звуки тракта, догадываясь о тех, кто двигался мимо придорожной избы.
Заскрипели тележные колеса, раздался лошадиный храп, прогудели нестройные голоса сидевших в телегах людей. Он знал, что это мужики, уложив в телеги покупки, возвращаются с ярмарки, хмельные, возбужденные. Вдоволь наторговались, насиделись в душных трактирах, где наливали из зеленых штофов водку, хлебали раскаленный борщ, раздвигали усы и бороды, засовывая в рот дымящиеся деревянные ложки.
Послышалось цоканье многих копыт, бравые окрики, подпрыгнула на ухабе и глухо звякнула пушка. Это полк возвращался в город из летних лагерей, где в лугах белели палатки, скакали с донесениями адъютанты, дымились над кострами котлы, и в песчаном карьере звонко лопался воздух от орудийного выстрела. Теперь офицеры с красными от летнего солнца лицами и выгоревшими усами торопились в город, где в доме предводителя готовился бал, играл в саду оркестр, и барышни крутились перед зеркалами, с нетерпением поджидая своих кавалеров.
Читать дальше