– Ты все равно будешь играть. Не для меня – так для Клода!!! Мадам Дюбуа не вымолвила ни слова. Клод вздрогнул, услышав свое имя.
Он снова решил войти, но не смог. Тогда он захотел покинуть комнату, и это ему также не удалось. Он походил на мотылька, примерзшего к окну с приходом зимы. Клоду оставалось только надеяться, что за ширмой все успокоится. Как бы не так…
Аббат произнес:
– На этот раз вы сыграете правильно, или, клянусь Богом, в которого когда-то верил, вы больше никогда не сможете играть!!!
Мадам Дюбуа подняла голову, опустила руки и начала играть. Она играла медленно, даже Клод это слышал. И вновь отказалась заканчивать. Это стало последней каплей для аббата. Он схватил молоток и с удивительной силой обрушился на мадам Дюбуа. Она подалась вперед и упала головой на струны. От удара струны протяжно завыли. Эти ноты оказались последними, исполненными мадам Дюбуа. Все смолкло, но лишь на мгновение. Аббат увидел, к чему привела его неуправляемая ярость, и просто обезумел. Он начал рыдать.
– Что я наделал? – все повторял граф.
Клод, спотыкаясь, выбежал из часовни и направился в свою комнату, где все еще храпел Увалень. Если с Анри не стоило делиться радостью, то горем и подавно. Клод задыхался. Он чувствовал себя как тот голубь, которого аббат однажды поместил в пневматический насос, когда они изучали удушье. Юноше был необходим воздух, и неожиданно он обнаружил, что поднимается по ступеням в башенку, пытаясь утешиться в уединении. В самой высокой точке поместья Клод окончательно лишился сил. Когда он раньше приходил в башню, то кидал камнями в воображаемых варваров и турок, однако теперь ребячеству пришел конец. Став случайным свидетелем убийства, Клод просидел в башне, забившись в угол, до самого утра.
Хотя случайным ли свидетелем он был? Отвратительная сцена вновь и вновь проигрывалась у него в голове. С каждым разом он все меньше верил в свою непричастность. Разве не мог он ворваться и успокоить наставника и друга? Только друга ли?… Клод чувствовал, что его предали, и в то же время ощущал вину за собой. Да, он был самым настоящим преступником. Клод подумывал: а не подать ли жалобу на аббата в республиканскую полицию? В конце концов, на следующий день он будет уже в Женеве. А аббат встретится лицом к лицу с дубинкой или с еще более страшным полицейским орудием, несущим правосудие. В голове Клода все смешалось. Он вспоминал лишь дикую музыку да прокручивал в сознании ужасную сцену. Он все еще видел пятна крови на слоновой кости. Клод представил себе, как аббат мучается в сахарной шахте. Истина мастера гласила: «Будь нежнее с металлом. Он чувствует гнев и боль кузнеца». Интересно, будет ли полицейская дубинка бить нежно? Вряд ли. А если даже убийцу не отправят на остров Памплмаус, а лишь заключат в женевскую тюрьму, то чем его будут пытать – тисками или «железной девой»?
Клод подошел к окну и посмотрел на щеколду, которая открывалась и закрывалась в течение многих лет, десятилетий или, возможно, даже веков. Играя ею, Клод размышлял, стоит ли встретиться с аббатом еще раз или избежать этой встречи. Он принял решение встретиться, когда встало солнце и послышались звуки, которые юноша помнил по своим исследованиям. Клод услышал, как чирикают птицы, как Катрин стучит пустыми горшками, притворяясь, что выполняет работу, хотя на самом деле планирует оставить ее другим. Кляйнхофф уже трудится в саду, подрезая кроны деревьев.
Звонок, созывающий всех на завтрак, прозвучал слишком настойчиво. Клод спустился вниз, чтобы перехватить аббата до завтрака. Он прошел мимо лаборатории красок, когда сердце юноши буквально подпрыгнуло. Мелодия, преследовавшая его всю ночь, звучала вновь, но в другой части поместья. Кто-то безошибочно и легко играл ее Неужели мадам Дюбуа жива? И научилась играть? Клод побежал туда, откуда доносились звуки, и наткнулся на аббата. Он сидел за расстроенным клавесином.
Клод рассказал все сам:
– Прошлой ночью я приходил к вам, чтобы поблагодарить…
– Ты заслужил подарок. Потому что по крайней мере оказался способным учеником.
– Как я уже сказал, я приходил прошлой ночью, но вы были заняты, музицируя.
Аббат приподнял свои кустистые брови.
– Так ты меня поймал?…
Он был очень спокоен, почти холоден, рассказывая о трепанации черепа мадам Дюбуа.
– Турецкое рондо Моцарта. Его следует играть быстро и весело. К сожалению, игра мадам Дюбуа не обладала ни одним из этих качеств. Не судьба.
Читать дальше