Хорхе Семпрун - Нечаев вернулся

Они вышли вместе. Вероника увидела, как они оба бегут по аллее к шоссе.

В Асконе, когда Жюльен Сергэ поднялся в комнаты, заранее снятые им для себя и Беттины, подруги как раз пили чай.

На столе стояла чашка и для него.

— Ваш разговор по телефону завершился удачно? — спросила Анна, намазывая для него маслом тост.

— Как нельзя удачнее! Убийство, несколько покушений в перспективе и воскрешение покойника.

— Ну, нас может заинтересовать только воскрешение! — захлопала в ладоши Анна. — Все остальное так банально…

Ни одна женщина до сего дня не доставляла ему столько наслаждения, сколько Анна во время их послеобеденной сиесты, отданной милому распутству. Но при всем том она вовсе не нравилась ему. Он даже не испытывал к ней обыкновенной симпатии. И она заставила его испытать блаженство на глазах Беттины. К тому же при ее сообщничестве: взгляд любимой женщины, ее руки, губы — все участвовало в этой странной игре. Прежде он и помыслить не мог о чем-то подобном.

— Мне по душе здравомыслие твоей подруги. — обратился он к Беттине. — Оно нравится мне почти так же, как и та адская пещь, что, как мы оба теперь знаем, полыхает у нее между ног.

— Вы сожалеете о случившемся? — с чувственным вызовом в голосе спросила Анна.

Он склонился к подругам, поцеловал обеих и провел руками по их грудям и животам, легко доступным под пеньюарами.

— Вовсе нет, — твердо сказал он. — Ни о чем я не жалею… Разве что об одном: я слишком поздно открыл, что наслаждение и любовь не всегда связаны воедино…

— Но это и есть любовь! — воскликнула Беттина.

Жюльен разделся, чтобы чувствовать себя свободнее, притянул к себе Беттину, властно охватив пальцами ее затылок, и впился губами в ее губы.

Анна, это темноволосое божество, подошла к ним, коснулась опытной и нежной рукой Беттининых плеч, ее спины цвета светлой слоновой кости, гибкой талии.

— Любовь? — спросил он. Что-то горестно оборвалось в нем, где-то в самых глубоких тайниках естества, но, к его удивлению, от этого стало несказанно хорошо.

— Все одно, — немногословно подытожила Анна.

Она отстранилась от Беттины и прижалась к нему.

От ее губ пахло гарденией.

Все случилось самым естественным образом, словно все они играли в какую-то игру, импровизировали, участвовали в спектакле, где правила игры видоизменялись по мере того, как развивалось действие. Сначала Жюльен из кожи вон лез, чтобы спустить все на тормозах и выставить в смешном свете. Разумеется, козлом отпущения и мишенью насмешек оказался старый рогоносец-муж. Он гнал от себя мысли о ближайших двух днях при постоянном присутствии Анны. Что ж, ему останутся ночи!

В Лугано они взяли машину, чтобы добраться до Асконы, ближайшего маленького городка, который выбрала Беттина, потому что там легче укрыться от нескромных взглядов. И нежелательных встреч. Например, с друзьями старого мужа. Во время обеда они перебрасывались малозначащими репликами и вели себя вполне естественно. Однако все время подспудно чувствовалась и раздражала неопределенность их отношений в ближайшем будущем. По крайней мере, не только он, но и Беттина явно страдала от этого. Анна вела себя гораздо уверенней. Быть может, только у нее одной и было некоторое представление о том, как пройдут ближайшие часы, или отчетливое стремление организовать по своему усмотрению их совместную жизнь.

Повод невольно дал сам Жюльен. Он отважился на остроту или, скорее, даже не остроту, а просто словцо. Они все поднялись в номер (ему удалось снять для Анны соседний, смежный с комнатой Беттины). Беттина, видимо, чтобы потянуть время и не выбирать определенной линии поведения, сослалась на то, что устала, что утомлена, поскольку встала слишком рано, и теперь бы с удовольствием часок соснула. Тогда Жюльен без всякой задней мысли объяснил им смысл старинного испанского «piropo», особого мужского комплимента, прославляющего сексуальную привлекательность женщины: «Qué siesta tienes!» — «У тебя потрясающая сиеста!»

Мяч был подхвачен на лету именно Анной. Та, смеясь, провозгласила, что Беттину ожидает прекрасная сиеста, иначе говоря, намекнула, что она достойна того, чтобы с ней разделили эту сиесту. Слово за слово, смешок за смешок, переходя от простого намека к откровенному жесту, Анна и Жюльен кончили тем, что разделили сиесту с Беттиной. А вскоре и фиесту.

Что Анна имеет если не навык — возможно, она впервые разыгрывала, словно по нотам, эту беспорядочную любовную композицию, где все аккорды сводились к трезвучиям, — то достаточное воображение, нужное для подобного рода ситуаций, всем стало очевидно сразу. Но то, что Беттина вдруг с совершенно неожиданной страстью уступила напору неизведанных чувств, было подлинным открытием не только для Жюльена, но и для ее подруги. А она впала в подлинное неистовство, слезы и упреки перемежались радостными стенаниями, прежде несвойственными ее лишь слегка тронутой какими-либо эмоциями, излишне сдержанной чувственности. И любовник, и подруга не могли прийти в себя от удивления. Божественное откровение снизошло на нее? Во всяком случае, они оба воспользовались его плодами: Анна — жадно и умело, Жюльен — с радостью, но не без примеси горечи, близкой к отчаянию.