Взяв Минку и маленького Нури, Зейн отправился в пустыню, чтобы собрать уцелевших бахразских солдат и привести их на аэродром, где теперь было для них безопаснее. Гордон ждал Хамида и мысленно торопил его, понимая, что Азми не станет медлить с карательными мерами. Хамид был уже недалеко, но все же, когда заклубилось в пустыне облако пыли и показались первые ряды всадников, он облегченно вздохнул и возблагодарил небо с пылом невежественного фанатика. Настал долгожданный час.
Две тысячи всадников смешались с людьми Гордона, подхваченные вихрем ликования. Стяги развевались на ветру. Голоса охрипли от приветственных возгласов и пыли, забивавшейся в горло, и в конце концов даже Гордон не выдержал и закричал:
— Ах ты, боже мой! Зевс-громовержец! Да это Ахилл и его мирмидоняне!
Шум, пыль, крики, объятия; пальба и топот; накал страстей, кипение, взрыв — и, наконец, постепенный спад и умиротворение. Властным кивком головы и коротким окриком: «Довольно!» — Хамид водворил порядок. Все стихло; Хамид, послав лазутчиков к окраинам, стал слушать подробный рассказ о происшедшем, а среди войска между тем начался торопливый и жадный дележ добычи.
Хамид слушал и удивлялся свершившемуся. — Конец света, — задумчиво промолвил он, словно всякий менее величественный образ был бессилен передать значительность события и беспримерность совершенного Гордоном подвига. — Но что же дальше? — добавил он с тем же напряжением чувств и мыслей. По-прежнему над ним витали сомнения, и он не мог отогнать их.
Но для размышлений не было времени, слишком многое нужно было взвесить и решить и ко многому приготовиться. И снова Хамид стал весь настороженное внимание и, плотно сомкнув тонкие губы, выслушал всех по очереди. Сначала поэта Ва-ула, который побывал у Талиба, но так и не добился от него обещания отвести воинов племени или укротить их пыл. Потом своих советников, своего брата, своего вероучителя, своих лазутчиков, Гордона, Зейна и, наконец, Смита — единственного, кто знал, как обстоит дело с бронемашинами (и у них и у Азми).
Но прежде чем Хамид успел высказать, что думает он сам о положении и о перспективах, на сцене появилось новое лицо — генерал Мартин. Генерал предпринял рискованное путешествие к Вади-Джаммар в надежде найти там Гордона, но попал в руки оставленных Гордоном патрульных, и те уже несколько дней таскали его за собой по пустыне. Теперь вместо одного Гордона он нашел и Хамида — и в руках Хамида был бахразский аэродром.
Пораженный неожиданностью, генерал тем не менее сердечно приветствовал Хамида. — Очень рад видеть вас, мой высокоуважаемый молодой друг, — сказал он, спеша пожать ему руку. — Слава богу! Вы именно тот, кто мне нужен.
Хамид, чей острый взгляд так хорошо подмечал иронию жизни, всегда и со всеми оставался эмиром; он ответил на энергичное рукопожатие генерала и приказал подать холодной, освежающей воды, кофе и подушку (знак внимания к летам гостя, хотя генерал, приземистый, сухой и небритый, сохранял свой обычный подтянутый вид). Генерал в свою очередь точно знал положенную меру обмена тривиальными любезностями, включая взаимные пожелания здоровья и благополучия. Он все это выдержал не сморгнув и только потом намекнул, что хотел бы побеседовать наедине. Когда Хамид всех отпустил, кроме Гордона, генерал заметил Хамиду, что захват аэродрома был серьезной ошибкой с его стороны. Не следовало заходить так далеко.
Хамид молча кивнул и этим ограничился.
Но генерал продолжал, не пытаясь скрыть волнение: — Вы должны оставить аэродром и уйти, Хамид. Вы должны распустить свое войско, вернуться в пустыню и прекратить это восстание со всеми его жестокостями. — Генерал думал передать свои предложения через Гордона, но теперь он пользовался случаем непосредственно высказать все Хамиду. — Если вы на это пойдете, Хамид, бахразское правительство не станет применять к вам никаких репрессий, мое слово вам в том порукой. Но если вы будете упорствовать, — мне достоверно известно, что легион Азми уже готовится выступить из Приречья, чтобы настигнуть и разгромить вас. Возможно, что он уже на марше.
Генерал посмотрел на Хамида, потом перевел взгляд на Гордона. Они сидели втроем под сенью шатра, где сгущалась в сумрак пастельная дымка предзакатного часа. Гайбат-аш-Шамс. Закат в пустыне. Вечер был близок, в воздухе приятно тянуло прохладой после знойного дня. Генерал вздохнул и на короткое время сменил свою официальную озабоченность на мягкий отеческий тон.
Читать дальше