Макар Троичанин - Да пошли вы все!.. Повесть

Когда вывалились из камеры, и всё тело обдало слабым, но свежим ветерком, а в глазах зарябило от солнечных бликов, бегущих навстречу по водной глади, на лицах невольно растянулись улыбки. И даже Дарька, больше всех пострадавший от духоты, энергично встряхнул шкурой, взбодрился и принялся интенсивно знакомиться с местными запахами, источаемыми прибрежной гнилью. Разместились на уютной грязной полянке с почти напрочь вытоптанной и вылежанной травой. С тыла надёжно прикрывали редкие кусты, облепленные понизу отходами отдыхающей цивилизации, а с фронта открывался широкий вид на безмятежное озеро и перезагорелое солнце, торопившееся упасть в прохладную воду. Мимо дефилировали травленные солнцем в разной степени и в различных местах заплесневевшие обитатели каменных сот. Вырвавшись в естественную среду обитания, они, минимально прикрыв тряпочками стыдные места, не стыдясь, демонстрировали некоторые неестественно развитые части безобразных тел. Мелюзга, вымазавшись в тине по шею, радостно барахталась в прибрежной полосе. А умелым пловцам, чтобы войти в чистую воду и выйти из неё, приходилось преодолевать грязевый барьер.

Расстелились и разделись, торопясь ухватить дармового жара. Иван Ильич впервые увидел обнажённое тело временной подруги и непроизвольно отметил, что в нём нет ничего достойного Элеоноры. Это зрительное сравнение не в пользу Валерии охладило неумеренное влечение, распалённое ночным обладанием. Он даже вспомнил высказывание знатока женского пола Бунина о том, что одетая женщина привлекательнее обнажённой, и от себя добавил: в темноте они все – Венеры. Критическое отношение ещё больше усилилось, когда его попросили намазать кремом от загара спину, и он близко увидел многочисленные пупырышки и родинки и почувствовал под руками начинающуюся дряблость неухоженной кожи. Элеонора бы себе такого не позволила. Но сейчас ему приходилось мириться с тем, что попало в руки. Она, может, ожидала, что он вымажет её и спереди и вообще всю, но он ушёл мыть руки, предоставив ей самой трудиться над собственной красотой.

Возвращаясь, увидел, что бедный Дарька, забытый опекуном, обосновался, не желая загорать, в тени кустов, подобно дочери. Не щадя лап, он вырыл глубокую канаву и залёг в прохладную влажную землю, учащённо дыша и проветривая бледный мокрый язык. Ему явно не нравился отдых на озёрной природе, у него даже не было сил, чтобы отогнать Валерию от беспечного хозяина.

- Дарька, - позвал Иван Ильич, - иди сюда, макнёмся.

Малыш нехотя подошёл, старательно обойдя распластанное вонючее тело. Хозяин по человеческой глупости решил проверить его плавательные способности. Взяв на руки, зашёл по колено в воду и осторожно опустил несчастное животное, поджавшее от страха лапы. Дарька со всей силы замолотил всеми четырьмя конечностями, погрузившись в воду по уши, и торпедой выскочил на берег. Там он встряхнулся, укоризненно посмотрел на экзекутора и стремглав убежал в спасительную яму, где принялся старательно слизывать с лап оставшуюся влагу вместе с грязью. Стало ясно, что пёс не желает быть ньюфаундлендом и не хочет менять профессию норного охотника на водяного доставалу дохлой дичи. Чтобы реабилитироваться, Иван Ильич позвал его прогуляться, а заодно и просохнуть. Болтаться среди голых тел и ног на невыносимой жаре малышу тоже не понравилось, и после недолгой рекогносцировки, не обнаружившей ему подобных, они вернулись – один на поляну, другой в яму.

- Искупаемся? – предложила порозовевшая Валерия, поднялась, разрисованная спереди некрасивой бледной татуировкой от неровностей почвы под подстилкой, и, сняв очки, пошла к воде.

Компаньон двинулся следом под внимательным взглядом верного охранника. Когда же они забрались в воду по горло и начали по-детски плескать друг в друга тухлой водой и ржать идиотским смехом, Дарька не выдержал и, подбежав к самой воде, залаял, предупреждая об опасности, которую сам только что испытал. Превозмогая страх, он даже залез в воду по брюхо, с жалобным завыванием продолжая призывать хозяина.

- Не надо было его брать, - раздражённо сказала неинтересная молодая женщина, покрывшаяся холодными бледно-синими пупырышками.

- Не надо было, - согласился хозяин, - в следующий раз поедешь без нас, - ответил жёстко.

Она внимательно посмотрела на него беспомощным близоруким взглядом, сжавшись и скрестив на груди руки от холода и соображая, как ей понимать короткую отповедь. Решив, что лучше всего принять её за шутку, примирительно улыбнулась. Иван Ильич, побоявшись, что малыш в запале самоотверженности бросится в воду, не дай боже, и поплывёт к ним и, не дай боже, утонет, поспешил на берег, так и не окунувшись ни разу.