Макар Троичанин - Да пошли вы все!.. Повесть

- Вот, принесла Ивану Ильичу жареные блинчики с капусткой, - послышался смазанный маслом поджаренный голос Марьи Ивановны, а тяжело больного от её капустки чуть не выворотило наизнанку.

- Кстати, - перебила её Жанна Александровна. «И эта: кстати – некстати», - начал злиться Иван Ильич. – Где он? Где наш приболевший некстати именинник?

- Дрыхнет, - грубо и равнодушно ответила бывшая хранительница идеального семейного очага. – Второй день уже.

«Ого!» - обрадовался именинник. – «Вот это выспался, наконец. Можно и в книгу Гиннеса оформляться».

- Дайте попробовать, - попросила любительница пожевать на дармовщинку. – Съедобные, - милостиво определила, еле выговорив набитым ртом. – Кстати, - изнемогающий от голода чуть не отвернулся к спинке дивана, чтобы совсем не слышать, не видеть и не обонять, - как это вам удалось дотащить его с лестницы до дивана? – Слышно было, как она благородно зачавкала.

- Научилась, - смиренно ответила носильщица. – Мужа приходилось таскать и с улицы.

- Так вы бы и попросили его, - разумно посоветовала задним числом практичная женщина, - чтобы и он хоть раз попробовал.

- Нет его, - ответила непрактичная женщина, - ушёл и не вернулся.

Иван Ильич с закрытыми глазами увидел, как она скорбно поджала мягкие губы и опустила коровьи глаза.

- И вы, - сразу догадалась Элеонора, - решили заменить его добрым и удобным соседом?

- Я-а?.. – в голосе ушлой соседки послышалась незаслуженная обида. – У меня двое малых ребятишек…

- Которым нужен отец? – добивала очередную беспомощную соперницу будущая конкретная супруга.

- Доктора-то вызывали? – прекратила жестокую взбучку сердобольная Жанна Александровна.

- Сказал, что у него шоковый нервный стресс, - почти прошептала плачущим голосом разгаданная Марья Ивановна, - нервное переутомление.

- Конечно! – взвизгнула Элеонора. – Попробуй-ка не чокнись с таким гаремом! Я не ошибусь, если скажу, что у него ещё есть кто-нибудь. А не пора ли нам вытряхнуть Казанову с дивана и потребовать отчёта?

- Доктор ещё сказал, - зачастила, остерегая, Марья Ивановна, - что будить ни в коем случае нельзя.

- Мало ли что он сказал! – не отступала то ли бывшая, то ли будущая супруга, переполненная жаждой немедленной мести.

Но ей опять помешали.

- Иван, ты дома? – услышал вконец измученный бабник молодой голос Валерии.

Ему, несмотря на то, что очень хотелось есть и ещё что-то, совсем противоположное, захотелось впасть в долгий летаргический сон, недельки на две, пока грифони не насытятся кровью друг друга.

- Та-а-к… - угрожающе протянула самая хищная, захватившая власть в стае, - …я оказалась права. Вы, милочка, кто ему? – спросила жёстко, требуя неутаённой правды.

Но очкастая кобра не поддалась на угрозы и, извиваясь, ответила уклончиво:

- Я здесь живу, на пятом этаже. Мы хорошие друзья с Иваном Ильичом. – «Врёшь!» - молча крикнул хороший друг, а врунья цвиркнула ядом в несчастную Элеонору: - Позавчера мы целый день отдыхали на озере…

- И потом?.. – не дала ей продолжить фразу бдительница моральных устоев новоиспечённого научного деятеля.

Валерия не отвечала, намеренно давая повод к различным инсинуациям.

- Вот что, бабоньки! – решила тамада. – Давайте-ка попьём чайку с тортом и блинчиками и выясним раз и навсегда ху из ху, и кто должен остаться здесь. Пошли на кухню.

Послышался ужасающий топот копыт, терзающий уши жертвы дележа, притормозившего сердце, чтобы не услышали, и распоряжение водительницы:

- Жанна, прикрой двери плотнее, чтобы не тревожить… - хотела, наверное, выразиться похлеще, но сдержалась, - …спящего.

Дверь на кухню захлопнулась, оттуда услышались глухие голоса и звяканье посуды, а на диван к Ивану Ильичу стремглав влетел, будто только и ждал этого момента, затаившись за входной дверью, Дарька. Облизал хозяина и уставился весёлыми глазами, поторапливая: «Вставай! Пора!»

И послушный хозяин не стал медлить. Он приставил палец к губам, призывая малыша к тишине, откинул одеяло и с облегчением обнаружил, что его не раздевали. Осторожно поднялся, без скрипа открыл шкаф, извлёк заначку и все документы, засунул в карман летней куртки, надел её, поставил Дарьку на пол и на цыпочках пошёл к выходу. Не утерпев, скрылся в сортире, сливать из бачка не стал, побоявшись шума и злорадно подумав, что дамам будет, что делить. Подхватил башмаки, вышел на площадку, обулся, осторожно прикрыл дверь, и они с Дарькой стремительно побежали вниз. Добежав до выхода со двора, остановились, переводя дыхание.