Александр Малюгин - Аферисты. BIG-ЛАЖА-TOUR, или Как развести клиента на бабло

– А дальше могу я сам или может он.

– Что «сам», что «он»? – не поняла Верочка, выплевывая грибок.

Фрусман крякнул, пригладил взъерошенные волосы. Встав, красивым баритоном почти запел:

– «…С волнением приближаешься ко Гробу Господню. Ведь тысячу лет наши предки считали это место одним из самых священных мест на земле, может быть, самым святым. Ученые изыскатели доказывают, что Христа не могли бы положить здесь в гробницу: здешние места находились внутри городской черты, а хоронили только вне стен города. Дело не в этом. Миллионы пилигримов, грубых сердцем крестоносцев, русских паломников в лаптях, болгарских селяков, людей из всех стран, простодушной верой и слезами сделали это место святым».

Лева закончил. Мошка села ему на нос, он даже не шелохнулся.

– Великолепно! – заулыбалась Верочка. – У нас батюшка так же великолепно читает.

– Где это «у нас»? – хмыкнул Ларчиков.

– В церкви для глухонемых.

Фрусман звонко прихлопнул мошку, все рассмеялись. Дашенька с детским любопытством глядела на секретаршу – «глухонемая» истово чесала исцарапанное котом левое запястье.

Оставалась без серьезного дела примадонна Казанцева. Впрочем, Лева тут же вспомнил о презентации:

– Вадим, звони в тот клуб, ну где по восемьдесят баксов с носа. Соглашайся, решай все вопросы, но артисты будут наши. Так им и заяви. Вот Казанцева пусть своими дружками-певцами и занимается. Пусть процент отрабатывает, сутенерша старая!

Доели пиццу. Кусочки остывшего плавленого сыра прилипли к тарелкам, как свечной воск. Разлили вино. Чокнулись, и Ларчиков на секунду зажмурился: впереди, на растянутой резинке горизонта, балансировал его давний приятель Фигаро, ловкий слуга графа Альмавивы. Изо рта неуемного шалопая извергались золотые монеты, будто блевотина, прости господи… Без тоста выпили. Дашенька толкнула Вадима в бок: мол, спроси Леву, поможет он нам когда-нибудь уехать насовсем в Израиль? (Засекла, что ли, Фигаро на горизонте – с его неопределенным «тут-там»?) Ларчиков спросил.

– Думать надо. Не все так просто, – с чиновничьей миной ответил Фрусман. – Думать… А что вы туда намылились? Я же говорил – дерьмо страна. И жить там не каждому под силу. Запреты несусветные, традиции, обычаи, проблемы. Вот, к примеру, проблема пятого бокала.

Верочка как раз допивала остатки красненького, ее рука дрогнула.

– Это четвертый, – заметила она, совершенно пьяная.

– Не то, не то. Древняя аггада гласит, что пророк Элияху…

– Кто-кто? – Дашка вся превратилась в слух.

– Илья-пророк, по-вашему. Так вот, Элияху посещает людей в ночь седера… ну, это праздничная трапеза в вечер наступления Песаха. Законники еврейские когда-то спорили, сколько бокалов вина пить в ночь седера: четыре или пять? И один из мудрецов предложил, чтобы пятый бокал оставался полным на столе до прихода пророка Элияху, который решит все проблемы, в том числе и проблему пятого бокала. Вот мы и сидим в седер, как идиоты, на голодном пайке. Ждем этого Элияху!

– А проблему утреннего похмелья пророк не может решить? – усмехнулся Ларчиков. – Очень страдаю.

– Уймись, антисемит, – в полудреме пробормотала Верочка.

– Ну и что, разве это сложности, проблемы? – вдруг разволновалась лисичка. – А у нас в России что? Вот еще Карамзин говорил, к примеру, о невероятной жестокости древних славян…

– Ну-ка, ну-ка! – оживился Лева.

И Дашенька, подув на сливовые ручки, процитировала:

– «…всякая мать имела у них право умертвить новорожденную дочь, когда семейство было уже слишком многочисленно…» – сглотнула, торопливо продолжила: – И еще: «Сему обыкновению не уступало в жестокости другое: право детей умерщвлять родителей, обремененных старостию и болезнями, тягостных для семейства и бесполезных согражданам». Вот.

Пауза затянулась. Растроганный Фрусман наконец поднял свой «пятый бокал»:

– Будем считать, что я пророк Элияху, и я обещаю решить эту вашу проблему с отъездом. И пятый бокал разрешаю всем выпить. Ну, вздрогнули!

Выпили, и Фрусман, в благодушнейшем настроении, вынес-таки на суд общественности свою сионистскую одиссею.

Первое жилище на Земле обетованной Лева снял в Ришон-ле-Ционе, городишке неподалеку от Тель-Авива. Возле крутых богатых вилл ютились бетонные пристройки, как раз для сдачи олимам – новым репатриантам. В этих домишках, махсанах (по-русски – сарай), отсутствовал фундамент, отчего зимой было холодно, а летом стояла несусветная жара. На мазгане, кондиционере, хозяева, конечно, сэкономили.